Роковой поцелуй - Карен Хокинс

Анна не стала слушать дальше. Она собрала вещи и покинула их дом. Почти семь кварталов она тащила неподъемный чемодан, пока не подвернулся извозчик, который и довез ее домой.

Это был горький урок. Урок самообмана. Никто не видел в ней леди, а только лишь гувернантку. Теперь она знала, что между светом и нею лежит непреодолимая пропасть.

Утром она проснулась бодрой и отдохнувшей. Она твердо решила, что никогда и никто не сможет вновь унизить ее. Анна успокоилась. Если уж она стала гувернанткой, то будет лучшей в Англии! Из-за леди Харбакл она едва не лишилась этой репутации. И только благодаря вмешательству сэра Финеаса, а также невысокому мнению общества о семье Харбакл, сплетни о том, что она, Анна, пыталась стать леди Харбакл, не имели резонанса и не переросли в скандал. С тех пор она зареклась выходить за рамки обязанностей гувернантки и решительно пресекала ухаживания любого кавалера.

Лишь однажды она изменила своему правилу и уступила просьбам Люсинды Дендридж. Это было ошибкой, которая ее ничему не научила. Учитывая вчерашний поцелуй со своим нанимателем, она совершила еще одну. Сколько их еще будет?

Все утро прошло в сборах. В десять часов Анна уже сидела в кресле около камина. Экипаж прибыл вовремя, Распахнулись двери, и сияющий улыбкой Хокс доложил о приезде графа. Неожиданно у Анны перехватило дыхание. Как она его встретит?

Граф был в синем плаще, ниспадавшем красивыми складками с его широких плеч, кожаных бриджах и высоких черных сапогах. Увидев ее, он с удивлением спросил:

— Боже, что это вы надели?

Анна непроизвольно оправила юбки. Это было старое платье, уже давно отправленное на чердак, откуда его, к неудовольствию мисс Дакроу, извлекали лишь для ежегодной весенней чистки. Скроенное из плотной черной бумазеи, безжалостно скрывавшей фигуру, Анне оно казалось траурным одеянием. Зато идеально подходило для того, чтобы напоминать графу Грейли, да и ей самой, о ее положении в его доме.

Граф вставил в глаз монокль и оглядел свою будущую гувернантку с головы до пят.

— Сами шили? Она вспыхнула:

— Нет. Довольны? — Она помолчала. — Я ведь могу и обидеться.

— Вы слишком умны для этого. — Монокль выпал из его глаза и закачался на шнурке. — Оно что, из мешковины?

— Это очень хорошая ткань.

— А синее платье, которое было на вас вчера? — Он сделал вопросительный жест. — Оно мне нравилось больше! Вам изменило чувство вкуса?

— Не понимаю, что вас не устраивает.

— Вам, вероятно, наплевать, но я требую объяснений. Женщины всегда одеваются с умыслом.

— Я гувернантка, дорогой граф. Я всегда помню об этом и соответственно одеваюсь.

— А, понял. Это из-за поцелуя?

— Еще чего!

«Самодовольный осел! Это из-за тебя! — подумала она. — Второго поцелуя не будет! «

— А мне понравилось. Он дразнил ее.

«Кичливый, высокомерный болван! « Анна натянуто улыбнулась:

— Еще бы! Однако, граф, в наших же интересах играть по правилам. Вы — хозяин, я — гувернантка. О каких поцелуях может идти речь?

Сам граф Грейли в своих чувствах был столь же однозначен, мало того, он желал этого исходя из чисто мужского эгоизма, и Анна сама облегчила ему задачу. Тем не менее он почувствовал досаду от того, что она опередила его. Впрочем, досада тут же сменилась желанием снова поцеловать ее.

Он потрогал подбородок, что служило у него знаком растерянности.

— Ни одного?

Она ответила независимым тоном:

— Ни одного!

В его глазах запрыгали чертики.

— Даже на Рождество? Под омелой?

Анна поморщилась и решительно произнесла, как бы подводя черту:

— Даже на Рождество. Впрочем, это не имеет значения, поскольку я не собираюсь до Рождества торчать в вашем доме. Я думаю управиться самое позднее к ноябрю.

Граф даже посочувствовал детям, видя такую ее решительность, в которой причудливым образом смешивались вызов и самоуверенность. Другой бы на его месте оставил Анну в покое. Но его доводила до бешенства ее надмен-ность, и он решил не уступать. «Черт возьми, — думал он, на минуту устыдившись, — может быть, она и лучше меня, но это еще не значит, что ее грехи меньше моих».

На самом деле граф странным образом не мог забыть их объятие и поцелуй. И несмотря на то что он считал себя настоящим мужчиной, он не хотел признаться, что этот поцелуй был сумасбродной выходкой, хотя он, как и Анна, понимал, что поддался страсти, которая преследовала его в виде эротических фантазий в течение всей ночи. Однако он давно понял, что между ночными фантазиями и реальностью существует большая разница. И эта разница заключалась в том, что ему в первую очередь нужна была опытная гувернантка, а уж затем — любовница. Но он не хотел прежде времени пугать Анну, которая, судя по всему, тоже думала об этом.

— Даю вам слово джентльмена, что не буду целовать вас. Разве что сами попросите.

Анна понимала, что граф Грейли дразнит ее. Ей захотелось отхлестать его по губам, с которых не сходила издевательская ухмылка. «Спокойно, — сказала она себе, — мы еще посмотрим, кто кого».

— Никогда!

Граф следил за Анной с плотоядной улыбкой.

— Никогда — это слишком долго. Вы готовы к отъезду?

— Мои вещи в коридоре.

Грейли подошел к двери и распахнул ее.

— После вас, мисс Тракстон!

С царственно поднятой головой она продефилировала к выходу, громко шурша юбками. Когда она проходила мимо, граф не удержался, наклонился к ней и вдохнул запах ее волос — они пахли мелиссой. Этот запах манил и искушал.

Немного приподняв подол платья, Анна приказала слуге отнести ее вещи в экипаж. Затем, мельком оглянувшись на идущего сзади графа, как бы проверяя, не сбежал ли он, она проплыла к выходу.

«Необыкновенная женщина, — подумал граф, наблюдая за ней. — Неудивительно, что меня так влечет к ней» Он удовлетворенно хмыкнул: похоже, она справится с несчастными племянниками.

Анне понравилась карета графа, но она не подала виду Просторная, с упругими рессорами, она как будто приглашала насладиться ее комфортом. Вряд ли пассажиры этого экипажа отбивали себе ноги о грохочущий пол. Дополнял это великолепие привязанный к запяткам кареты породистый вороной жеребец.

— Анна, — раздался за ее спиной голос сэра Финеаса, — мы уже отправляемся?

Он стоял у лестницы в элегантном синем сюртуке и черных дорожных бриджах, сжимая в руке трость с золотым набалдашником.

Анна с удивлением взглянула на его саквояж.

— Мы?

— Я еду с тобой. — Сэр Финеас улыбался как ни в чем не бывало. — Я решил, что несколько месяцев за городом пойдут мне на пользу.