Вниз по реке - Джон Харт

– Помолчи.

Робин поцеловала меня сбоку в шею, приподнялась, чтобы поцеловать лицо, а потом покрыла поцелуями рот. На вкус она была такой же, какой я ее помнил, ощущалась так же – твердая, горячая и нетерпеливая. Она перекатилась поверх меня, и я невольно зажмурился, когда ее вес навалился мне на ребра.

– Прости, – шепнула Робин, сползая пониже. По телу ее пробежала крупная дрожь. Приподнялась надо мной, и я увидел половинку ее лица в свете из прихожей, темную ямку одного глаза и темные волосы, которые поблескивали там, где их касался свет. Взяла меня за руки и положила их себе на груди.

– Это абсолютно ничего не значит, – повторила Робин; но она лгала, и мы оба это знали. Слияние было немедленным и полным.

Словно шаг с обрыва.

Словно падение.

* * *

Когда я проснулся во второй раз, она уже одевалась.

– Эй, – позвал я.

– Сам ты «эй».

– Не хочешь поговорить?

Робин одним движением натянула рубашку, начала застегивать. На меня она смотреть избегала.

– Только не про это.

– А почему?

– Мне нужно кое-что обдумать.

– Это ты про нас?

Она помотала головой:

– Я не могу разговаривать с тобой вот таким.

– Каким таким?

– Голым, замотанным в мое одеяло… Надень хотя бы штаны и приходи в гостиную.

Натянув брюки и футболку, я нашел ее сидящей с ногами в полукруглом кожаном кресле.

– А сколько вообще времени? – спросил я.

– Поздно уже, – отозвалась она.

Горела единственная лампа, оставляя бо́льшую часть комнаты в тени. Лицо Робин было бледным и неуверенным, глаза прятались за жесткими серыми тенями. Пальцы переплелись. Я огляделся по сторонам, а молчание продолжало разливаться вокруг нас.

– Ну так что? – не выдержал я наконец.

Робин вскочила на ноги.

– Я так не могу! Я не могу как ни в чем не бывало болтать с тобой, словно мы виделись на прошлой неделе. Все-таки пять лет, Адам! Ты не звонил, не писал. Я не знала, жив ты, умер, женился, по-прежнему один… Ничего не знала. – Она с силой провела пальцами по волосам. – И даже при всем этом я по-прежнему не предприняла каких-либо серьезных шагов. Но все же сейчас я сплю с тобой, и хочешь знать, почему? Потому что знаю, что ты уедешь; и хочу выяснить, осталось ли еще хоть что-нибудь между нами. Потому что если ничего, тогда я буду в полном порядке. Только если действительно ничего не осталось.

Робин умолкла, отвернулась, и я все понял. Она приоткрыла свою защиту, и теперь ей больно. Я встал. Хотелось остановить то, что неизбежно наступит, но она заговорила раньше меня:

– Ничего не говори, Адам. И не спрашивай меня, осталось ли что, потому что я и так собираюсь тебе это сказать. – Повернулась ко мне лицом и солгала во второй раз: – Так вот: ничего не осталось!

– Робин…

Она засунула ноги в кроссовки с развязанными шнурками, подхватила ключи.

– Пойду прогуляюсь. Собери свои вещи. Когда я вернусь, попробуем определить тебя в какой-нибудь отель.

Робин с силой захлопнула за собой дверь, а я сел, лишь поеживаясь при мысли о том, какую могучую волну страсти развело мое поспешное бегство на север – такую, что нас накрывает ею с головой до сих пор.

Когда Робин вернулась двадцать минут спустя, я уже успел принять душ и побриться; все мои шмотки были либо на мне, либо в машине. Я встретил ее в холле, возле двери. Ее лицо все горело.

– Я уже нашел свободный номер в «Холидей Инн», – сообщил я ей. – Не хотел уходить не попрощавшись.

Робин закрыла дверь и прислонилась к ней спиной.

– Подожди-ка секундочку, – сказала она. – Я должна извиниться. – Пауза. – Послушай, Адам. Я коп, и все дело в сохранении контроля. Понимаешь? Все дело в логике, и я приучала себя к этому с того самого времени, как ты уехал. Это все, что у меня осталось.

Она шумно выдохнула.

– То, что я недавно тебе наговорила, означает, что пять лет самоконтроля за какую-то минуту пошли коту под хвост. Ты этого не заслуживаешь. Ты не заслуживаешь того, чтобы тебя вышвырнули на улицу на ночь глядя. Вполне можно подождать и до завтра.

В этих словах не было ни капли иронии.

– Ладно, Робин. Давай поговорим. Только давай сумку заберу. Вино у тебя найдется?

– Да вроде было.

– Вино – это как раз то, что надо, – произнес я, а потом вышел на улицу, чтобы забрать вещи из машины.

Постоял на парковке. Небо широко раскинулось над головой – низкая давящая чернота, кое-как подпираемая слабеньким светом маленького городка. Попытался решить, что я чувствую по отношению к Робин и тому, что она только что сказала. Все происходило слишком уж быстро, а я ни на йоту не приблизился к тому, ради чего приехал.

Бросив сумку в прихожей, двинулся в гостиную. Услышал голос Робин, увидел, что она разговаривает по мобильнику. Она вытянула руку, и я остановился, начиная понимать, что что-то случилось. Это на ней было просто написано.

– Ладно, – произнесла она в трубку, – буду через пятнадцать минут.

Затем резко захлопнула крышку телефона, потянулась к пистолету в наплечной кобуре и натянула на себя лямки, энергично двигая плечами.

– Что стряслось? – спросил я.

Когда она заговорила, лицо ее уже успело закрыться:

– Мне нужно ехать.

– Что-то серьезное?

Робин подступила ближе. Я почувствовал какую-то внезапную перемену в ней – что-то твердое, упрямое и сугубо рассудочное.

– Я не могу об этом говорить, Адам, но думаю, что да.

Я начал было что-то говорить, но она оборвала меня на полуслове:

– Я хочу, чтобы ты оставался здесь. Будь на телефоне.

– Какие-то проблемы?

Я вдруг насторожился – что-то такое было у нее в глазах.

– Просто хочу знать, где в случае чего тебя искать, – сказала Робин. – Только и всего.

Я попытался удержать ее взгляд, но она тут же отвернулась. Я не понимал, что происходит, но прекрасно сознавал одно: это была уже третья ее ложь за ночь. И в чем бы ни заключалась не ведомая мне причина, все это было явно не к добру.

– Буду здесь, – заверил я.

И она ушла.

Ни поцелуя, ни «до свидания».

Чисто по-деловому.

Я вытянулся на диване, но сон оставался несбыточной мечтой. Резко сел, когда Робин открыла дверь. На лице у нее было написано напряжение. Усталость и что-то похожее на злость.