Гнездо ласточки - Татьяна Тронина

Зазвонил сотовый отца, он извинился, отошел в сторону, несколько мгновений слушал, потом сказал:

– Прошу прощения, срочный вызов. Тимофей, держись. Кира, и ты!

– Ничего-ничего, без вас справимся… – махнул рукой Захаров. Отец убежал.

– Мы попали под дождь, – с трудом выталкивая из себя слова, заговорила Кира. – Еще там, в Москве, на вокзале. Я ничего, а Тим, думаю, простудился. И в поезде дуло, он окно не хотел закрывать…

– Душно было, – пробормотал Тим.

– Тебя, наверное, просквозило! – закричала Кира. – И потом он кашлял, румянец этот… Тим, какой же ты упрямый! Я тебя просила закрыть окно. А ты!..

– Тихо-тихо-тихо, вылечим мы вашего жениха, Кира Игоревна. Недельки две у нас полежит, и как новенький.

– Да? – растерялась Кира. – Две недели здесь?

– Это минимум, – поднял палец Захаров. – Хрипы в легких. Надо сделать рентген, сдать анализы… Я подозреваю пневмонию. А с пневмонией шутки плохи. Как бы еще осложнений не случилось. Давайте мы сейчас вашего жениха в терапевтическое отделение определим.

– Пневмония… Я с ним!

– Нет-нет, вам нельзя туда. Приходите завтра. И не волнуйтесь так, пожалуйста! – Доктор улыбнулся вполне по-доброму. Сейчас он уже не сильно напоминал телевизионного Хауса.

– Тим, наверное, надо позвонить твоей маме? – спохватилась Кира.

– С ума сошла… – пробормотал он. – Ни в коем случае. Я тебя умоляю!

Появилась медсестра, повезла куда-то Тима.

Кира пошла за ними, но далеко ее не пустили, развернули перед дверями, ведущими в блок, где лежали больные, погнали назад. «Может, надо было рискнуть и сесть на поезд? В Москве же доктора лучше? Хотя… Не факт. В таком состоянии в поезде… Да и в поезд его точно не пустили бы… О господи. Как же так получилось?»

Кира побрела обратно по коридору, вдоль стен, выкрашенных в зеленый цвет. Запуталась, свернула не туда, ткнулась в очередную дверь и оказалась на заднем крыльце больницы.

Небольшой дворик, заросший кустами, клумба с цветами, скамейки. Чуть дальше, за деревьями – одноэтажный дом малиново-красного цвета. Тоже ужасный оттенок. Напоминает о развороченной плоти. О смерти. Кстати, именно в том домике морг, кажется. Кире вдруг стало нехорошо.

На скамейке сидел и курил давешний лопоухий санитар – Корзинкин.

– Сигаретой не поделитесь? – спросила Кира, которая и не курила почти.

– Ага. Держите, – санитар щелкнул зажигалкой, с любопытством глядя на Киру. Его уши против солнца сияли ярко-оранжево. – А вы дочка Игоря Петровича, я знаю.

– Спасибо. Да.

– Он герой. Я видел, как мужиков он арестовывал – ну, тех, которые сберкассу брали. Вот человек – ничего не боится! Майор, мог бы в кабинете сидеть, а сам на операции ходит! – с восхищением сказал санитар. – Со мной здоровается. Я ему, как чего в городе увижу подозрительного, сразу докладываю.

– Да, мой отец – герой, – закашлявшись, отозвалась Кира.

Санитар еще болтал, но Кира опять отключилась. Она думала только о том, что придется остаться в этом городе.

«Это ловушка. Это самая настоящая ловушка! Тим, Тим, который никогда и ничем не болел, кроме аллергии и насморка, вдруг умудрился попасть в больницу…» – размышляла с тоской Кира, возвращаясь в родительский дом.

Совесть грызла ее – за те поцелуи, которыми она обменялась с Сергеем на липовой аллее, за то, что сомневалась в своей любви к Тиму, за то, что мало беспокоится о нем… Ведь он заболел, и заболел серьезно, а она думала лишь о том, как побыстрее отсюда свалить, и даже готова была запихнуть больного жениха в поезд… Хорошо, что ума хватило не озвучить это!

Музыка, тревожная музыка звучала в ушах – одиноко, надрывно пела скрипка, стонала и кричала. Словно корчилась в муках душа человеческая, замурованная со всех сторон в каменном мешке, ища выхода… «А какой выход-то? – зло оборвала свои музыкальные фантазии Кира. – И у души иного выхода нет, кроме как помереть. Хотя нет, умрет тело – душа найдет выход».

Она нажала на звонок. Калитку открыла мать – взволнованная, с дрожащим подбородком.

– Как? – спросила она Киру. – Что с Тимофеем?

– Подозревают пневмонию.

– Что?! Ой, беда-то какая… И что доктор сказал? Что делать теперь?

– Мама, я не знаю, – раздраженно ответила Кира, шагая к дому.

– Девочка моя, я так беспокоюсь…

– Мама, мне от твоих причитаний только хуже! – бросила через плечо Кира. – Пожалуйста, не надо. Вылечат Тима, на дворе не девятнадцатый век.

Кира поднялась на второй этаж, в свою комнату, упала на кровать. Пронзительный плач скрипки по-прежнему звучал в ушах. К нему еще добавилось гудение виолончели, появилась барабанная дробь.

– Нет! – поморщилась Кира. – Нет. Не хочу.

Она закрыла ладонями уши и долго лежала так, свернувшись, на кровати.

«Тим запретил звонить своей матери. Что ж, верно. Она сейчас в Америке, у подруги. Если позвонить, точно сорвется, прилетит. Она до безумия любит Тима. Мне кажется, она считает, что я недостойна ее сына. Возможно, она права…»

Кира уснула.

Открыла глаза – ночь за окном.

Верно, мать побоялась беспокоить ее и Геле запретила. «Интересно, отец уже вернулся?»

Хотелось есть. Кира вспомнила, что только завтракала сегодня.

Осторожно, стараясь, чтобы не скрипели ступени под ногами, спустилась на кухню. Достала из холодильника бутылку кефира, нашла маленький творожок. Прекрасно, вот и ужин.

«Руки-то я так и не мыла»… – спохватилась Кира. Хотела сделать это тут же, в раковине, но потом передумала, отправилась в ванную – ту, что находилась рядом, на первом этаже.

Вымыла руки, сполоснула холодной водой лицо и вытерлась чистым полотенцем – полотенца лежали в шкафчике рядом, стопкой, как в детстве.

Вообще мало что изменилось в родительском доме. Тот же кафель на полу, та же чугунная, ослепительно-белая ванна… Кира огляделась. И вздрогнула.

Маленькое пятнышко на полу. Красное пятнышко, с полсантиметра в диаметре – на белом кафеле. Почти незаметное. Но такое яркое… Маленькое пятнышко, а выглядит словно лужа крови.

Но что за глупости, может, это и не кровь вовсе! «Я с ума схожу, мне всюду видится кровь, смерть, я чувствую запах формалина и разложения…»

Кира застыла точно вкопанная, не в силах отвести взгляда от пятнышка на полу. Затем не выдержала, наклонилась, кончиком пальца коснулась пятна. Размазалось. Понюхала палец.

Непонятно. Может, это не кровь, а кетчуп. Или вишневый сироп. Но этот багровый, бордовый, рыжеватый оттенок… И чуть-чуть все-таки пахнет железом. А кровь именно что и железом пахнет… Ржавыми гвоздями, да.