Кельтский круг - Карло Шефер

— Ты вообще меня не слушаешь!

— Извини, я становлюсь похожей на Тойера, но сейчас…

Бабетта присела на кухонный столик.

— Ты ведь предъявляешь людям обвинения. Значит, хочешь, чтобы их осудили как можно строже, а те потом нанимают адвоката, и он все говорит по-другому, совсем наоборот, а судья… он…

— Или она… да и адвокатами, между прочим, женщины тоже бывают…

— Да. — Девочка округлила глаза. — Я вот что хочу сказать… Это ведь как игра, каждый играет свою роль… Неужели из этого получается справедливость?

Ильдирим ответила не сразу: сначала задумалась.

— Иногда случается и так, что я требую самого маленького наказания или вообще никакого не требую. Все зависит от обстоятельств. Но в целом ты права — это действительно спектакль, в котором роли распределены заранее…

— Сейчас я играю дочку, а ты маму…

— Тоже отчасти верно. — Утреннее настроение постепенно испарялось, но она отчаянно цеплялась за его остатки. — Но в чем-то и не так. Не всякая роль бывает неискренней, формальной.

— Я не понимаю этого.

— Я тоже не понимаю. — Ильдирим вздохнула и на мгновение закрыла уши ладонями. Шум вернулся.

Тойер жевал вторую булочку. Вообще-то он ел только для того, чтобы ничего не говорить. Ему вдруг вспомнился его ужасно толстый приятель Фабри, живущий в Шварцвальде. В прошлом году от него пришла почтовая открытка. Пожалуй, пора бы на нее ответить — пятнадцать месяцев спустя.

— Иоганнес, мне уже не очень хочется продолжать наш унылый роман.

Тойер изобразил на лице покорность судьбе и, не переставая жевать, кротко улыбнулся. Изо рта едва не посыпались крошки.

— Я делаю тебе еще одно предложение. Последнее. — Хорнунг нашарила сигареты, вытащила из пачки одну и закурила. — Ты делаешь что-нибудь, на твое усмотрение. Показываешь каким-то своим поступком, что я тебе не безразлична. Скажем, каждый день бреешься или начинаешь бегать по утрам. По-моему, ты мог бы стать активным членом церковной общины или взять в аренду садовый участок. Но лучше всего, конечно, если твое новое занятие будет иметь отношение ко мне. Впрочем, для начала мне достаточно и я даже сочту редкой удачей, если ты из немого камня превратишься в живого человека. Повторяю — в человека, и тогда я смогу понять, нравится мне этот человек или нет.

Тойер почувствовал, как внутри закипает злость. Это помогло.

— Какие еще будут пожелания? — желчно осведомился он. — Может, косметическая операция?

— Почему ты заговорил об этом? — Хорнунг встала и, сразу поникнув, подошла к окну. — Я тебе больше не нравлюсь? Да?

— Просто к слову пришлось. — Тойер занервничал, бросил салфетку на стол и нечаянно угодил прямо в кувшин с апельсиновым соком. Сок пролился на скатерть.

— Ах ты, негодяй! — воскликнула Хорнунг, метнувшись к столу. Гаупткомиссара ужаснула захлестнувшая его волна откровенной ненависти. Не успел он ее осмыслить — что у него чаще всего означало предать забвению, — как Хорнунг отвесила ему пару увесистых оплеух.

Он повернулся и схватил свой пиджак.

— Тут человеку все лицо превратили в кашу, а ты со своими бабьими капризами, — возмущенно фыркнул он. Остатки апельсинового сока, холодного и липкого, угодили ему в спину. На прощание. Потом он вел машину по запрещенным для автотранспорта дорогам Хандшусгеймского поля, в гневе забыв о правилах. Если его остановит дорожная полиция, он завтра натравит на них Хафнера. Амортизаторы его допотопного «опеля» стучали, словно поршни дизеля. Когда навстречу ему попались две велосипедистки, он невольно сбросил скорость и неожиданно растрогался. Это оказались Ильдирим и девчушка, Бабетта ее звать, теперь он вспомнил. Пожалуй, надо остановиться.

— Почему вы тут ездите? — недовольно спросила Ильдирим.

— Точно, — дерзко поддакнула ей Бабетта. — Здесь разрешается ездить только на велосипедах, господин комиссар.

— Правильно, детка! — буркнул пристыженный полицейский. — Правильно. — Он вышел из машины, поднял камешек и злобно швырнул его в сторону далекого Доссенгейма.

— У тебя вся спина мокрая, — продолжала Бабетта в том же духе. — И ты пахнешь фантой.

— Почему я должен это выслушивать? — зарычал комиссар, глядя на Ильдирим.

— Да-да, Бабетта, помолчи, пожалуйста. — Но говорить строго у нее не получалось. Ильдирим понизила голос и спросила: — Поссорились с подругой?

— Можно сказать, что так.

— Из-за меня? Я имею в виду, из-за истории с молодежной комиссией?

— Она об этом и не слышала. Эй, глядите-ка…

В сотне метров от них, ближе к берегу Неккара, проходила параллельная дорога. Сейчас на ней появилась фигура всклокоченного и неряшливо одетого мужчины. Он быстро куда-то шагал, покидая город.

— Плазма, — произнес Тойер и посмотрел ему вслед. — Никогда бы не подумал, что его тянет на природу. И что он, оказывается, умеет молчать…

— Забавно, — сказала Ильдирим, — когда я возвращалась в пятницу после разговора с фрау Краффт, я встретила его в пешеходной зоне. Тогда он тоже внезапно умолк.

— Вот так… На свете нет ничего постоянного. Кроме меня — я все тот же Тойер, — вздохнул комиссар. — Поеду-ка я домой. — Он повернулся к Бабетте: — Дальше я поеду по автомобильной трассе и стану соблюдать все правила дорожного движения!

Сообщения, поступавшие во вторник, по большей части ни на что не годились. Много полной чепухи. Не обошлось и без ясновидящей из Мангейма — она вызвалась отыскать злодея с помощью маятника. При условии солидной предоплаты.

Ранним летом в восемь часов и не догадаешься, что наступил вечер. Четверо сыщиков были еще полны сил. Преступление, которым они занимались, конечно, ужасное, но в то же время интересное.

Свидетель Рампе появлялся у них еще раз около полудня. Адвокат Ципп почти приволок его на себе.

Упрямо хвастаясь своей склеротической памятью, старикан добавил к своим прежним показаниям, что мужчина, убегавший с места преступления, — тот самый асоциальный тип, который разгуливает по городу и несет всякую чушь про плазму и убитых мальчиков, и что в субботу он забыл сообщить об этом только из-за того, что с ним грубо разговаривали. Что такого сумасшедшего, как этот помешавшийся на плазме болтун, надо упрятать за решетку. В противном случае произойдет еще одно убийство — его, доктора Рампе, ведь он выдвинул против безумца тяжкое обвинение. Что арестовать преступника надо немедленно, если полиция вообще еще на что-то годится и умеет ловить преступников, а не только пособничать левым мерзавцам из правительства в их темных махинациях. Да, он знает, что там сейчас Черные,[12]их-то он и имел в виду.

По правде говоря, от таких свидетельских показаний мало толку. Легко представить, что старый болван перенес свое желание убрать из города хоть одного бродягу на увиденное им происшествие. Однако часом позже некий житель Нойенгейма, проживающий на Поссельтштрассе, сообщил, что в упомянутое время встретил этого «певца плазмы» на Берлинерштрассе и что тот был необычайно возбужден.