Адмирал Ямамото. Путь самурая, разгромившего Перл-Харбор. 1921 - 1943 гг. - Хироюки Агава

Как только Ямамото узнал о происшедшем, он догадался, что стояло за этими событиями, и его отвращение к сторонникам «флотской» фракции, уволившим Хори, оставалось с ним до конца жизни. Нагумо Чуичи (позже главнокомандующий сил, атаковавших Гавайи) был заодно с теми, кто увольнял Хори; в заявлении, протестующем против Лондонского морского договора, имя Нагумо появилось рядом с именем Суецугу Нобумасы. Таковы факты, и их следует помнить, ибо они проливают свет на дальнейшие события.

И все же возникает вопрос: в долговременной перспективе вся эта борьба во флоте не есть ли лишь результат разногласий во взглядах на стратегию и на договор об ограничениях? Один ныне здравствующий вице-адмирал говорит нечто небезынтересное на этот счет:

«Это только моя собственная мысль, но мне кажется, что вопросы должности, гордости и военных пенсий играют какую-то роль в создании атмосферы, которая сейчас превалирует. Адмирал обычно живет комфортно — может себе позволить держать две-три служанки и иметь в своем распоряжении служебную машину министерства; но как только он уволен в отставку — всему этому приходит конец. Флотский адмирал сохраняет за собой звание на всю жизнь, однако адмиралы, как правило, уходят в отставку, насколько я помню, в 65 лет, каждый независимо от работоспособности обязан оставить службу по достижении этого возраста. Если этот человек — личность сильная и все еще любит земные блага, а у него отставка на носу, он непременно начинает противиться неизбежному. В отличие от лидеров бизнеса лишь у немногих адмиралов есть какие-то сбережения; естественно поэтому, что они, как все живые существа, стремятся сохранить за собой работу как можно дольше. Для этого надо иметь нескольких протеже, которых можно по-разному использовать, оказать на них давление, и, конечно, свалить своих соперников. В армии в самом деле происходило нечто близкое к этому: офицеры среднего звена оказывали влияние на своих вышестоящих начальников. По этой причине я иногда настоятельно утверждал, что правительству следует пересмотреть положение с пенсиями для военных; но мне неизменно отвечали: в такой бедной стране, как Япония, это неосуществимо».

В Лондоне переговоры шли в течение всего ноября и декабря. Британцы проявляли желание избежать тупика и найти путь к компромиссу. Предложили даже, если невозможно договориться о количественных ограничениях, подписать соглашение, касающееся по крайней мере качественных: например, ограничить тоннаж отдельных кораблей и калибр их пушек — это средство замедлить гонку вооружений. Тем не менее американская делегация настаивала, что Лондонский морской договор следует изменить, а Вашингтонский морской договор — в принципе сохранить. С наступлением декабря американцы стали пользоваться Рождеством как предлогом для возвращения на короткое время домой. Ямамото говорил, что, даже если переговоры будут приостановлены, лучше зафиксировать дату повторного созыва конференции, и предлагал продлить перерыв до марта следующего года; сам он на это время намеревался вернуться в Японию. Но американцы ответили неопределенно: мол, не имеет смысла устанавливать дату ради даты; 20 декабря посол Дэвис, начальник морских операций и остальная часть делегации покинули Лондон и направились домой.

В последующий период предстояло продолжить неофициальные переговоры между Японией и Британией; на каком-то этапе договорились: возможно некое решение — включить японские предложения в британский компромиссный план, а Британия пусть уговорит Америку согласиться с результатом.

Как Ямамото и обещал на прощальном ужине в Токио, он редко обращался за свежими инструкциями домой, но дважды в декабре — одиннадцатого и двадцать пятого — обстоятельства потребовали от него послать запрос в Токио, чтобы узнать мнение правительства. Однако за это время в домашней атмосфере произошли неуловимые перемены. Хотя кажется, что власти предержащие на флоте сохраняли трезвость рассудка, но молодые офицеры — «ястребы» и отставники — создали особый климат, шумно заявляя: оставить все на откуп Ямамото — он соблазнится давать обещания от имени Японии, и страна на очередной конференции в будущем году окажется связанной по рукам и ногам. Это мнение отражено в ответах из Токио на запросы Ямамото, ожидавшего дальнейших инструкций; от этих ответов определенно веяло холодом, и в них подразумевалось: раз уж в переговорах наступил перерыв, ему не следует брать на себя слишком много.

Тем не менее Ямамото не прекращал своих усилий до Нового года. Британская сторона тоже, по всей видимости, не желала сдаваться.

На главной конференции, в 1935 году, место Ямамото в Лондоне должно было перейти к Нагано Осами, человеку, как считали в его окружении, совершенно иного типа. Но к этому времени и Англия, и Америка уже оставили надежды на успех конференции. Теперь она расценивалась как формальность, не более, и стало ясно, что решающим периодом для разоружения на море — определившим, будет мир жить с договором или ринется в неограниченную гонку, строить военные корабли, — оказались те три месяца (начиная с октября 1934 года), в течение которых Ямамото проявил такую настойчивость.

В середине января 1935 года, через день после того, как было принято решение прервать даже неофициальные переговоры с Британией, начальник штаба флота Чатфилд позвонил Мизоте частным образом и попросил устроить еще одну встречу с Ямамото. Однако настаивал, чтобы это происходило в обстановке строгой секретности и даже сам Мизота не присутствовал. Рано утром на следующий день Мизота — до сих пор он ни разу не оставлял Ямамото одного — выехал в автомашине главы делегации, одетый в широкие спортивные брюки для игры в гольф (нехватка двух пальцев на руке не позволяла Ямамото надежно держать клюшку, и он никогда не играл в гольф). В вестибюле отеля дежурили репортеры, и немало; увидев, что переводчик Ямамото удалился на машине, они разошлись, уверенные — ничего существенного сегодня уже не произойдет.

Несколько позднее Ямамото вызвал такси и тоже уехал на неофициальную встречу с Чатфилдом. Не осталось сведений, о чем беседовали эти двое. Наверняка, однако, никакого соглашения они не достигли. Ямамото и сопровождающие его лица покинули 28 января «Гровенор-Хаус», отель, где провели три месяца; посол Мацудайра проводил их до вокзала Виктория; там они сели в поезд, начав первый этап путешествия в Японию через Сибирь.

В этой поездке в Европу Ямамото не останавливался ни в Париже, ни в своем любимом Монако. Но провел одну ночь в Берлине, о чем его попросил японский посол в Берлине Мусанокодзи Кинтомо. Эта просьба, правда, исходила не от самого посла, а (косвенным образом) от нацистских лидеров. После войны Мусанокодзи опубликовал свои воспоминания о Ямамото, не всегда точные в деталях, но крайне интересные; следующий эпизод взят из них.

Шел второй год захвата власти Гитлером, и Риббентроп — бывший виноторговец, ставший позднее германским министром иностранных дел, но в тот момент еще рядовой член НСДАП — уже пользовался большим влиянием внутри партии. Он тоже, но не так, как Чатфилд или Норман Дэвис, очень хотел знать, чем Ямамото занимался в Лондоне. Когда там проходили предварительные переговоры по разоружению, Риббентроп, посовещавшись с морским министром, задумал организовать остановку Ямамото в Берлине на его обратном пути для встречи с Гитлером. С этой целью он отправил секретаря в Лондон — выяснить, что происходит на переговорах, и в то же время напрямую переговорить с Ямамото и предложить ему посетить Берлин для предполагаемой беседы с Гитлером.