Призрак с горы Мертвецов - Инна Балтийская

— Ну, приезжаю я обычно сразу после шести вечера… А сидел он не меньше часа. Может, и все два часа, я не засекала. Отыщите его, он возможно точнее вспомнит! Или мне самой его отыскать?

— Ну зачем же вам трудиться. — вздохнул следователь. — Сейчас ему позвоним.

Он снова достал Самсунг и нажал на кнопку:

— Юрий Алексеевич, это Панкратов. Да, все верно. Нет, о вашей жене пока нет сведений. У меня другой вопрос: вы вчера приезжали в гости к Ларисе Михеевой? Да, это сестра Лилии, у нее другая фамилия. Приезжали? Отлично. Скажите, в какое время это было? Около шести?… Ладно, точнее не надо. А до какого времени вы пробыли в гостях? Что? Да, я подожду. В восемь уже были дома? Спасибо, у меня больше вопросов нет. Да, да. Послушайте, вашу жену ищут. Как только появятся новые сведения, я вам сразу сообщу. Да не надо никуда приезжать! Не надо, я вам говорю! Я сам вам позвоню!

Он со злостью стукнул по смартафону и спрятал его в карман, и тут же зазвонил мой мобильный. Я со вздохом ответила на звонок:

— Слушаю. Да, узнала я вас, Юрий Алексеевич.

— Я приеду сейчас. — его голос снова звучал, словно при истерическом припадке. — Вы не можете мне помешать приехать!

— Вы так уверены, что я дома? — изумилась я.

— Если нет, я вас дождусь! — выкрикнул он и бросил трубку. Некоторое время я ошалело смотрела на свой замолкший телефон, затем повернулась к следователю:

— Как вы думаете, он сумасшедший?

— Не знаю. — он задумчиво пожал плечами. — Но его жена действительно исчезла. Ее документы остались дома, студенты в шоке, у троих она была научным руководителем. Конечно, можно предположить, что дама просто не выдержала счастливой семейной жизни и сбежала, но… — он снова покачал головой.

— Полагаете, ее похитили? — недоверчиво спросила я.

— Не думаю. — теперь он растягивал слова, словно разговаривая сам с собой. — Возможен и другой вариант… Ладно, не будем об этом. — он оборвал фразу на половине. — Лариса, а от вас-то он что хотел? Вы были знакомы с его женой? Или с ним самим?

— Я его впервые увидела вчера. — честно ответила я. — И тогда же услышала про его жену.

— Но, если я правильно понял, он был однокурсником и хорошим знакомым вашей старшей сестры? А его жена была ее лучшей подругой?

Я задумалась. Как объяснить этому чужому мне человеку, в каком аду я жила всю юность? Что старшая сестра стала моим личным кошмаром? Что я перечитывала ее дневник, чтобы выбраться из депрессии, и лишь глубже в нее погружалась? Что никогда у меня не возникало желания найти кого-то, кто знал мою сестру, или выяснить, что стало с двумя выжившими тогда студентами? Я была не права, теперь я это понимаю. Вот только не поздно ли я это поняла?

— Так все же, что от вас хотел Юрий Алексеевич?

— Дневник сестры. — выдавила я.

— Но зачем? — искренне удивился следователь. — Чем он мог помочь в поисках его жены?

Я лишь пожала плечами.

— Вы читали этот дневник? — не унимался следователь.

— Да, много раз.

— Там есть что-то интересное? Может быть, она заметила за нашим… Чудиновым какие-то странности?

— Она его пару раз всего упоминает. — вздохнула я. — Сначала как своего поклонника, а потом — как поклонника Тамары, ее подруги. И посмеивается над ним.

— Значит, дневник нам не поможет. — подытожил следователь. — Тогда забудем о нем и вернемся к нашим баранам. Так все же, Лариса. Ну признайтесь, после визита безутешного супруга вы поехали в гости? К кому?

— Я была дома. — твердо заявила я. Похоже, звонок Чудинову был лишним. Теперь этот тип приедет, а оказывается, алиби мне нужно на более позднее время. Дожила — мне требуется алиби! Ну что же мне так не ведет! И в чем меня вообще подозревают?

— То есть вы никуда из дома не выходили? — уточнил следователь. — Даже выбросить мусор?

Н-но… — от изумления я начала заикаться. — Какая разница?

— Дело в том, что вас или похожую на вас девушку вчера вечером видели в подъезде того дома, где жила Маргарита Портнова. Мои ребята сейчас опрашивают жильцов, к кому в гости приходила эта девушка. Но что-то мне подсказывает, что никто ее не признает… Внутренний голос активизировался, знаете ли… — он виновато улыбнулся. — Возможно, вы вчера все же куда-то ездили? Ну, просто поглядеть, на кого променял вас бывший муж. Вы не хотели никого убивать, только поговорить. Я даже допускаю, что вы не стали звонить в дверь, просто немного подождали на площадке и уехали. Вы же видите, я на вашей стороне. Расскажете мне правду, Лариса?

— Я говорю правду. — устало ответила я. — Я не знаю, как это доказать, но это правда.

Наверное, допрос под видом сочувственной беседы продолжался бы бесконечно, но тут в дверь позвонили. Я бросилась открывать, с некоторым злорадством подумав, что вот сейчас зануде-следователю придется туго. Он встретится на поле боя с еще более жутким занудой.

Чудинов ворвался в коридор и бросился в комнату, буквально сметя меня с дороги. Увидев в комнате следователя, он на минуту оторопел, затем торжествующе выкрикнул:

— Вот, вы мне не верили! Никто мне не поверил. А ведь я говорил, что Тамара встретила одного из нашей экспедиции! Значит, не все погибли!

— Добрый вечер, Юрий Алексеевич. — вежливо ответил следователь. — Мы сегодня еще не виделись, только по телефону раз пять беседовали.

— Да, да, вечер добрый. — скороговоркой пробормотал Чудинов. — Так вот, вы мне не верили.

— Каюсь, было дело. — кивнул следователь.

— Так вот, он жив!

— Кто?

— Дмитрий Щеглов жив! Он мне сегодня звонил! И сказал, что знает, где Тамара!

1987 год. Юрий Чудинов.

Он родился недоношенным, вдобавок, задыхающийся от плотно обмотанной вокруг шеи пуповиной. Пуповину размотали, крошечного младенца откачали, но неонатолог только грустно качала головой — да, дышать он начал, но есть сам не сможет, и шанс выжить у него близится к нулю. Но к удивлению врачей, он выжил, став сначала хилым ребенком, потом тощим невысоким подростком, а потом — таким же хлипким, малорослым юношей. К тому же, зрение он начал терять довольно рано, и к окончанию школы носил очки с толстыми стеклами в тонкой металлической оправе.

Родители ласково звали его Юриком, в садик из-за постоянных простуд он не ходил, а в школе с первого класса он стал сначала очкариком, а потом Чудиком. И остался им до окончания школы. Только в институте мерзкое прозвище отклеилось от него. Однокурсники просто не замечали его в упор, и потому кличек не придумывали.

Юрик начал чувствовать себя человеком-невидимкой. Ему было так тоскливо от всеобщего игнора, что он начал жалеть о школе. Если бы услышать хоть разок знакомое: