Кулисы, или... Посторонним вход разрешен! - Геннадий Киселев

Как исчез Петька, я не заметил.

И тогда я достал заполненный фальшивыми четверками дневник.

— Папа за тебя, — влетел в комнату Петька, — он сказал, что ты пошел на жертву, отпустил их на море, они тоже должны пойти тебе навстречу… — он запнулся. — Хочешь показать дневник сейчас?

— Только сейчас, Петька, — твердо сказал я.

— А если папа ремень возьмет? — участливо спросил он. — Выдержишь?

— Выдержу, Петька, — пообещал я, — люди не такое выдерживали. Иначе откуда было бы известно, что «искусство требует жертв», а?

Увидев меня с фальшивым дневником в руках, папа схватился не за ремень, а за сердце. Мама бросилась за валидолом. «Бесчувственный чурбан», — единственное, что я от нее услышал в тот день. Больше со мной никто ни о чем не разговаривал. Дать ей «честное-пречестное слово» я уже не мог, веры мне не было. И тогда я сам себе поклялся отказаться от всех новогодних удовольствий и вообще от всех удовольствий на свете, пока эта проклятая двойка в моем новом дневнике не перевернется вверх ногами.

В последний день каникул меня навестил Шурка.

— Чего раньше не приходил? — набросился я на него. — Звонил тебе, звонил, а у вас никто трубку не снимает.

— Некому снимать было, — виновато улыбнулся он, — отец на главной городской елке Дедом Морозом был. Я Новым годом. Вечером спектакли. Дома одному скучно оставаться, вот я с ним и хожу.

— Мог бы ко мне прийти.

— Я же пришел. И не просто так, а по важному делу.

Я насторожился.

— Чего в стойку встал? — очень похоже изобразил меня Шурка.

— Сейчас ахнешь. Во Дворце пионеров открывают детский театр, от нашей школы рекомендуют нас с тобой. Есть еще одна новость, но пока я тебе ничего не скажу. А то лопнешь от важности, вон как надулся. Так куда пойдем?

— Никуда, — мрачно сказал я, — пока не разберусь с алгеброй, никуда.

— Дела, — присвистнул Шурка, — но это ты все равно молодец, теперь держитесь, «а и б в квадрате».

Шурка ушел, а я, стиснув зубы, уселся за учебник. За этим занятием и застали меня папа с Петькой.

— Скоро Восьмое марта, — важно сказал Петька, — подарки маме надо делать?

— Надо, — согласился я, немного ошалевший от бесконечных иксов и игреков. — Вот и отлично, — папа деликатно закрыл мой задачник. — Я думаю, мы не будем распылять свои силы, а объединимся и сделаем маме общий подарок. Есть возражения?

Возражений не было.

— Ну и отлично, — сказал папа. — Прошу обдумать сказанное мной и завтра, после того как мама уснет, собраться на кухне для окончательного подведения итогов нашим размышлениям. А пока спокойной ночи.

Спокойной ночи, конечно, не было. Мы с Петькой придумывали самые фантастические проекты маминого подарка, вплоть до покупки живой обезьяны. Но так толком ни до чего не договорились и уснули беспокойным сном.

Следующей ночью папа постучал к нам в дверь условным стуком, и мы гуськом отправились на кухню, которая была признана лучшим местом тайной встречи.

У самой двери папа еще раз прислушался к тишине, воцарившейся в доме.

— Уснула, — удовлетворенно сказал он, пропуская нас вперед, вошел следом и тихо прикрыл дверь.

Я включил специально захваченную настольную лампу Папа занавесил ее носовым платком, отчего на мерцающем в полумраке кафеле выступили красные полосы.

— Подвигайтесь ближе к столу, — прошептал папа.

Мы загромыхали стульями.

— Тише, конспираторы…

— Да спит же она, — во весь голос заговорил было Петька, но поперхнулся, получив от меня по макушке. Уголки его губ тут же дрогнули и стремительно побежали к подбородку, ресницы отчаянно заморгали, и наше тайное собрание, посвященное Международному женскому дню Восьмое марта, было бы неминуемо сорвано, если б я не нашел выход из этого положения.

— Перочинный ножик отдам, не реви.

— Ане врешь? — Петька скосил на меня глаз, не меняя на всякий случай выражения лица.

Вместо ответа я протянул ему свой любимый перламутровый ножик с четырьмя лезвиями. Петька моментально спрятал его в карман. Положение было спасено. С моим ножиком в кармане Петька был готов принять самое деятельное участие в последующих событиях. Папа укоризненно взглянул на нас, призывая отбросить все личное и мелкое.

— Итак, друзья мои, — начал папа, — на повестке нашего собрания всего один вопрос. Чем порадуем мы маму в такой светлый праздник? Если быть более точным, какой сюрприз мы ей приготовим? Есть соображения? Прошу высказаться!

Я сразу схватился за голову Петька с идеальной точностью скопировал мою позу Папа удовлетворенно посмотрел на нас.

— Молодцы! В единстве наша победа…

И вдруг Петька высказался:

— Я предлагаю до Восьмого марта учиться на одни пятерки.

— А если не вызовут? — хмыкнул я и назидательно закончил: — А потом учиться на пятерки нужно всегда, — и покраснел.

Петька сконфуженно посмотрел на папу.

— Не подавляй инициативы, — обратился ко мне папа. — Любое предложение должно рассматриваться всеми участниками собрания и приниматься или отвергаться большинством голосов.

— Что такое большинство голосов? — спросил Петька. Он явно хотел внести раскол в наши ряды.

— Я тебе сейчас объясню, что это такое, — дружески сказал я ему, не дав папе даже раскрыть рта. — Представь себе, мы собрались в кино, а папа предлагает цирк.