Один день в Древнем мире. Записки путешественника во времени - Дмитрий Демченко

Тут-то я и осознал, что племя собирается на охоту! Она у кроманьонцев была смыслом жизни. Об этом говорят все раскопки древности: от статуэток животных, проткнутых стрелами, до изображений сцен охоты в пещерах. Логично, ведь с тех самых времен, когда два с половиной миллиона лет назад наши далекие предки перешли на мясо, от его добычи зависело выживание человека как вида. А от канувших в лету ветвей развития человека кроманьонцев отличало то, что к охоте они подходили со всей серьезностью, по максимуму используя возможности той штуки, которая иногда отсутствует и у современных людей. Речь о мозге, разумеется. У кроманьонцев его объем и структура не отличались от современного человека, что и привело к разительным отличиям от процесса охоты, который я уже наблюдал у неандертальцев.

Жорики хоть и сооружали метательные орудия, но пользовались ими редко, предпочитая ближний бой. Похвально и по-мужски, но, к сожалению, для них, мир работает хитрее. Кроманьонцы это прекрасно поняли, что десять воинов у костра наглядно демонстрировали. Если Жорики вооружались топориками и короткими копьями, то Альфы, Омеги и Гаммы походили на обвешанных оружием терминаторов. Вожак племени повесил на пояс два легких метательных топора, за спину забросил пару копий и с увлеченностью счастливого ребенка начал собирать и рассовывать куда попало ножички поменьше. Омега взял копье с чуть ли не метровым наконечником, зазубренным так, чтобы бедное животное не могло его достать, а только обломать, причинив себе еще больший вред. Я успел заметить каменное, костяное и реже обсидиановое оружие, прежде чем на сцену вышла настоящая дискотека!

Пока я был занят пожиранием подготовки охотников взглядом, их соплеменники, судя по всему, проводили психологическую подготовку товарищей к бою. Сначала пара детей выскочила из палатки, держа в руках продолговатые кости, которые при стуке друг об друга издавали знакомые каждому, кто любит тако и мексиканскую еду, звуки кастаньет. Затем появилась бабуля, играющая что-то тонкое и очень душевное на чертовой флейте. Опухлость ноги не мешала ей начать подергиваться в такт. А Гамма, отбивающий ритм на барабанах в полной боевой экипировке, довершил мой культурный шок. На какой-то момент я позабыл, что нахожусь на тридцать тысяч лет в прошлом.

К счастью, старушка, подлечившая мою руку, быстро расставила все по местам. Из милой бабули она превратилась в создание, столкнувшись с которым в темном переулке, убежит даже маньяк с парой сотен жертв за спиной. На голове у нее красовался череп оленя, лицо было чем-то раскрашено, а руки до самых локтей обвешаны зубами, клыками и когтями животных, сама мысль о размере которых вызывала мурашки. Под музыкальное сопровождение она прошлась по выстроившимся в ряд охотникам, что-то пробормотав каждому и похлопав по плечу. Ритуал продолжался минут пять, и когда музыка стихла, я всерьез подумал остаться здесь еще на денек, чтобы записать происходящее на диктофон. Но от глупых мыслей меня отвлекли собачки.

Да-да, именно они. Охотники, закончив ритуал, отправились к выходу из деревни. А за ними из ниоткуда вырулил десяток тузиков различной степени заспанности и потрепанности. Какие-то повылезали из-за камней, какие-то пришли со стороны реки. Парочка выбралась из темных уголков пещеры, заставив меня благодарить богов за вчерашний приступ диареи, из-за которого из меня вышло все, что могло выйти, и даже немного больше. Иначе от внезапного рыка бобика за спиной я точно рисковал попасть в очередную неловкую ситуацию. У современной собаки с этими машинами общего было примерно полпроцента. Походили они на уменьшенного волка. И вели себя так же – осторожно, неторопливо и как бы намекая, что за мысли о почесывании пузика придется расплатиться рукой в соотношении один к одному. То есть одна мысль – одна откушенная рука.

У каждого свой способ борьбы с паникой. Кто-то начинает шутить, кого-то парализует, а кто-то откусывает себе голову и отращивает новое тело. Я не шучу – есть вид морских слизней, которые в панике от налипших на них паразитов просто отрубают себе голову. А затем голова поедает водоросли и спокойно отращивает новое сердце и другие органы. К сожалению или к счастью, такой способ мне не подходит. Для борьбы с паникой я начинаю активно использовать свой мыслительный аппарат. И глядя на величественно шагающих мимо меня собак, думать можно было только об одном: как людям вообще пришла в голову мысль жить рядом с полутораметровыми мясоперерабатывающими заводами, главная цель которых в дикой природе – сожрать все, что криво ходит?

Долгие годы наука предлагала простой ответ на вопрос о приручении собак. Якобы когда-то давно какой-то Альфа взял и своровал щенков, которые, будучи выращенными в домашней обстановке, относились к людям хорошо. А их щенки – еще лучше. А щенки щенков так и вовсе прекрасно. Теория стройная, романтичная, но к реальности не имеющая отношения. Те крупицы ученых, которые еще не заняты отслеживанием наших данных, давно все проверили. Просто попробовав проделать ту же процедуру и приручить детенышей волков в современности. Теория разбилась почти мгновенно. Во-первых, волчонка требуется забрать от матери не позднее, чем через две недели после родов. Что вызывает логичный вопрос – где брать молоко? Даже если предположить, что первобытные охотники кормили их человеческим, все равно возникнет проблема. В молоке волков зашкаливающее количество аргинина, без которого волчонок вырастет хлипким и долго не проживет.

Проблема номер два – даже если вы каким-то образом подоили волчицу и выходили волка, воспринимать как члена стаи он будет только вас. Не вашего соседа по площадке дядю Петю и даже не очаровательную тетю Мотю, которая иногда заходит в гости за сахаром. Остальные люди для волка будут законной добычей. Почитайте об опыте с усыновлением волка Гиссинджа в XIX веке. Спойлер – за три месяца он убил дюжину детей просто потому, что не конкретно они его кормили. И убил не из-за кровожадности. Волки, как известно, падальщики и прекрасно чуют больных зверей и людей. Даже сейчас собаки по запаху мочи определяют рак. А представьте, насколько тонок нюх идеального хищника, рожденного природой? Волк из Гиссинджа убивал как раз больных, пусть иногда они сами и не подозревали о недуге. То же случилось с другими волками, на которых ученые проверяли теорию приручения. Даже с современными наработками и возможностью отслеживать уровень гормонов сделать волка товарищем люди не способны. А тридцать-сорок тысяч лет назад и мечтать о таком не могли.

В чем же соль и как так вышло, что могучий хищник превратился в вашего песика, который обожает покушать и узнать, кто же на самом деле тот хороший мальчик, о котором вы без конца спрашиваете? Соль в том, что прямой связи между двумя видами нет. ДНК волка и домашней собаки – это две разных вселенных. Это напоминает шимпанзе и человека. У волков и псов – общий предок, который давным-давно вымер. О конкретных видах, времени появления и одомашнивания споры ведутся и по сей день. Но факт остается фактом – из современного волка куклу для смешных видео в инстаграм вы точно не сделаете.

А вот с кошками противоположная ситуация. Их ДНК на 95,6 % идентично тиграм, и Барсики в отличие от собак сохранили близость к природе. Отчасти потому, что приручили их гораздо позже – около 10–15 тысяч лет назад. Но главная причина близости к природе в том, что котов брали в дома не с целью охоты. Они приручены в качестве машин для борьбы с крысами. И в отличие от собак в передвижениях котов никто не ограничивал. Если Шарики поколение за поколением становились ближе к человеку, то кошки как гуляли где захотят, так и гуляют до сих пор, оставаясь хищниками-одиночками. Возможно, через пару-тройку тысячелетий это изменится, во многом благодаря уникумам, которые, вместо того чтобы подобрать с улицы красивейшего котика и спасти его жизнь, вываливают бешеные деньги за искусственно выведенные виды.