Мужчина на расстоянии - Катрин Панколь

Первая статья называется «Вечер у Флобера». Замечательная вещь. Портрет Гюстава Флобера за работой. «Он сидит в глубоком дубовом кресле с высокой спинкой, втянув голову в плечи. Маленькая шапочка из черного шелка, наподобие скуфьи, едва прикрывает его затылок, и длинные седые пряди, с завитками на концах, ниспадают на спину. На нем необъятный коричневый халат. Его лицо, с пышными белыми усами посередине, склонилось над бумагой, и кончики усов тоже устремлены долу. Глядя на исписанный лист, он то и дело пробегает его вдоль и поперек пронзительным черным зрачком, который крошечной точкой сияет на фоне больших голубых глаз, обрамленных длинными темными ресницами.

Он работает с упрямым остервенением, пишет, зачеркивает, исправляет, втискивает между строк, залезает на поля, выводит слова поперек страницы, и от сильнейшего умственного напряжения стонет, как дровосек».

Вы знали, что у Флобера глаза были голубые, а ресницы — темные? И что волосы у него «ниспадали на спину»?

«Время от времени… он берет листок в руки, подносит к глазам и, опершись на локоть, высоким пронзительным голосом декламирует написанное. Он прислушивается к ритму собственной прозы, на мгновение замолкает, будто пытаясь уловить ускользающий звук, играет интонациями, умело расставляет запятые, будто планирует остановки посреди длинного маршрута: ибо фонетический контур фразы должен в точности повторять движение мысли и, следовательно, пауза есть передышка для ума. Он работает с нечеловеческим напряжением. Четыре страницы титаническим усилием превращаются в десять блистательных строк. Щеки раздулись, лоб покраснел, мускулы дрожат, как у борца на ринге. Он отчаянно сражается с собственными идеями: хватает, укрощает, приручает, загоняет в железную клетку, так что они постепенно обретают кристально чистую форму. Он подобен сказочным богатырям, его творения бессмертны, будь то «Мадам Бовари», «Саламбо», «Воспитание чувств», «Искушение святого Антония», «Три сказки» или «Бувар и Пекюше», с которыми мы познакомимся уже очень скоро».

А дальше… Кажется, будто звонят в дверь!

И кто же этот титан, что явился приветствовать нашего гения французской словесности?

Имя его Иван Тургенев. А за ним следуют Альфонс Доде, и Золя, и Эдмонд де Гонкур, и многие другие, и мы как будто присутствуем при их разговоре!

Надеюсь, Джонатан, Вам уже не терпится испытать то же самое! Я с таким упоением погрузилась в мир этой книги. С Вашей стороны было бы непростительной глупостью отвергать мое предложение…

И все-таки, черт побери…

Отель «Голубятня»…

Это наводит на раздумья.

Не кажется ли Вам, что наша встреча, вернее, наша переписка, по сути своей неслучайна? Что она несет некий тайный смысл, о котором мы не подозреваем?

Вы меня озадачили, и не в первый раз…

Впрочем, мне пора, меня ждет Мопассан… Почти пятьсот страниц: подумайте хорошенько, прежде чем делать заказ! Не забывайте также, что я по-прежнему Ваш должник, то есть, я хотела сказать, сумма Вашего кредита все еще велика…

Кей Бартольди

Джонатан Шилдс

Отель «Голубятня»

Экс-ан-Прованс

3 июля 1998.

Кей!

Разумеется, я мечтаю получить эту редкую книгу!

Причем, немедленно!

Я «фанатею» от Флобера! Специально так говорю, чтобы Вас побесить. Не дразнить Вас совсем — выше моих сил, но обещаю блюсти меру.

Не хочу расставаться с книготорговщицей, которая потчует меня столь изысканными редкими блюдами!

Знаете, какую истину часто повторял Флобер?

«Почести портят!

Титулы отупляют!

Чины позорят!»

И добавлял: «Это следует писать на стенах».

Надо было мне прислушаться к его совету и не читать ничего, кроме надписей на стенах.

А вот еще одна глубокая мысль, почерпнутая в блистательных флоберовских письмах: «Вы жалуетесь, что женщины скучны, так обходитесь без них!»

Это была еще одна попытка Вас подразнить, милая Кей.

С нетерпением жду посылки.

А пока что я наслаждаюсь стрекотанием кузнечиков, возлежу на глициниях и поглаживаю кору платанов.

Джонатан, пастушок

Кей Бартольди

«Дикие Пальмы»

Фекамп

10 марта 1998.

Дорогой Джонатан!

Книжка отправилась к Вам еще вчера, упакованная в плотную бумагу и перевязанная ленточками.

В магазине полно народу. В летнюю пору особым спросом пользуются карты, путеводители, атласы, открытки, кулинарные книги, пособия «сделай сам» и все такое.

Юная Дженифер (девочка, спасенная чтением) вчера отбыла на каникулы в детский лагерь. Перед отъездом попросила дать ей побольше книжек (собирается читать прямо в палатке) и взяла почти все, что я ей предложила. В карманном формате. Она читает так старательно, словно молится… если книга ей не понравилась, я бесплатно меняю на другую. (Например, «Молчание моря» Веркора показалась ей слишком скучной!) Зато любимые она оставляет и перечитывает: «это было здорово, Кей, так здорово!» Ее мать бесконечно мне благодарна: Дженифер переходит в девятый класс с гордо поднятой головой.

Я специально рассказываю эту историю, чтобы предупредить Ваш вечный цинизм («Живите счастливо средь Ваших книг!»), Ваше скрытое ерничанье в общении с «провинциалкой»… видите, я все лучше предсказываю Ваше поведение.

Молодой человек, которому я присоветовала книгу для признания в любви, вчера женился, и я была приглашена на торжество. Свадебные пиры в этих краях продолжаются двое суток, и есть приходится непрерывно. В каждую трапезу непременно подаются и рыба, и мясо, и все это запивается изрядным количеством местного вина! Я вышла оттуда, покачиваясь, домой брела, как в тумане!

Ну чисто «Мадам Бовари»! Кажется, ничего с тех пор не изменилось, то есть обычаи и традиции остались прежними, только женщины теперь другие. Они уже не такие мечтательные, не такие доверчивые, и, главное, не позволяют себя увлечь в пучину безумной призрачной любви.

Вчера, сидя на веранде в ресторане у Жозефы, я подслушала разговор двух барышень, и не жалею об этом. Они беседовали о мужчинах. Уж кого-кого, а этих подружек Флобер не назвал бы «скучными». Одна из них, порвав в три часа пополудни с приятелем, в семь вечера переспала с другом сестры! Она чувствовала себя обманутой после неудачного трехлетнего романа и решила таким образом отыграться! Лямки легкого платья, падая на плечи, открывали загорелый округлый бюст, обладательнице которого так хотелось отведать новых мужчин и свежей плоти, вкусить мгновенного экстаза. Все это было столь вопиюще откровенным, что мне стало за нее стыдно!

Я сидела, как в воду опущенная и, в то же время, припоминала, что когда-то вела себя так же, говорила то же самое и с той же легкостью прыгала в чужие, еще не остывшие, постели.