Кислородный предел - Сергей Самсонов

— Кресты, — Андрей встревает, усмехаясь, — это модный аксессуар. И потом — уголовники кресты очень любят, купола там, святых, церкви-маковки. На человеке пробы негде ставить, пятнадцать христианских душ загубленных, зато вся шкура до колен в распятиях и Богородица с младенцем на спине. Вот тебе и христианское сознание.

Все нагишом сидят, лишь чресла опоясав полотенцами, — античные герои. Вот Гриша — стареющий мальчик с жалкими и жадными глазами кролика, которые запаяны в телескопические линзы нелепых «ботанских» очков; безволосая впалая грудь, со слабыми мышцами тонкие руки; худой от природы, тщедушный, но в то же время и все признаки хорошего, здорового питания налицо — не толстая прослойка жировая, но некий лоск, который недоступен большинству обыкновенных смертных Гришиных сограждан, имеющих гораздо меньше пяти тысяч долларов ежемесячного дохода. Вот рослый и сильный Андрей, не утративший юношеской устремленности ввысь, но в то же время и набравший, нарастивший необходимую, приемлемую массу, — так просто не согнешь, не сдвинешь. Вот исполинский, мощный, как валун, дородный торс Артура — заросший густо черными волосами, с ощеренными мордами волков, наколотыми на предплечья. Сергей-один — с телосложением боксера-средневеса, с таящейся в подвижных мышцах взрывной, молниеносной силой. И тоже моде дань на правой стороне груди — татуировка, щит и меч; погранвойска, наверное. Лунатик, наконец, — с поджарым станом, долговязый, жилистый, с простым латунным крестиком на прочной золотой цепочке: Иисус Назарей, Царь Иудейский, тощий, изможденный, как узник Бухенвальда, с торчащими сквозь кожу ребрами, но смерть поправший — видите в ногах распятого Спасителя черепушку и кости «веселого роджера»?

— Одно хорошо, — начинает Артур, — у нас в гостинице одни мужчины в основном. Не так трагично. Другое дело — дети, самое начало жизни.

— Какая разница, не понимаю, — не соглашается Андрей. — Мужчины, дети, женщины… Мужчины, что, по-твоему, без никого? Их тоже кто-то потерял — кусок живого мяса у кого-то отхватили. У каждого — мать, жена… Мы уходили — никого вокруг, спасатели да погорельцы вроде нас, а вот сейчас к гадалке не ходи — вокруг пожарища толпа родных. Ментов, спасателей на части рвать готова, лишь бы сквозь оцепление, и то, что смысла нет, что поздно лезть в гостиницу, они, конечно же, не понимают.

— Сказали ведь — живые есть, — на это возражает Гриша упавшим голосом, как будто сам себе не верит. — Там вроде людей по больницам.

— Ну это да, конечно. Кому-то кусок оторванной плоти обратно приставят.

— Да нет, ну, дети — это все-таки святое, — упрямствует Артур. — Мужчина что? Он воин, он солдат, в конце концов, и смерть ему естественнее, привычней принимать. Не обязательно война, а даже и так, в мирной жизни. Его это дело. А дети. Ну, как сказать?.. Ну ты вот отец? — в Андрея пальцем тычет.

— Отец, отец.

— Ну вот, должен сам понимать. Для них все в первый раз, ты понимаешь? То, что для нас обыденная жизнь, для них — чудеса. Первый раз жирафа в зоопарке видят, кролика, собаку, кошку — в первый раз. Обычную, драную, Мурку, но зато ведь впервые! И дальше, дальше — тоже первое. Первая любовь, школьная пора… И вот представь: а ничего у них вот этого не будет. Любви не будет первой у мальчика и девочки. Футбола не будет. О велике мечтал — не будет велика. И сразу вопрос — о справедливости в космическом масштабе.

— К Богу вопрос?

— Да. А тут без детей обошлось, и вроде как нету вопросов.

— Да были дети, были, — Сергей-один, вставая, говорит.

— Не понял? Как это?

— Гостиница большая. Тридцать этажей.

— Да нет. Ну нет. Откуда? Форум же! Серьезные, взрослые дяди. Ну, мы же вот, мы.

— Не только. Конкурс «Щелкунчик», слыхал?

— Это что же за конкурс?

— Классической музыки. Для вундеров, специальный. От пяти до тринадцати строго, не старше.

— Откуда знаешь?

— Видел своими глазами. Китайчата, япончики, наши русские. Скрипачи и пианисты, маленькие гении. Целый выводок. Через стенку от нас, тупо в секции соседней. Спросил еще — это кто? Ну мне и объяснили.

— Там же рядом Дом музыки, точно.

— Ага, вот их и поселили. Теперь вот думай, что они могли в пожаре, если мы ничего не могли. Так что есть вопросы, кой к кому найдутся. Бога спрашивать напрасно, а вот кое-кого из живущих на этой земле я спросил бы.

Сергей-один стоит, перед собой незряче глядя, и вдруг в бассейн, как срубленный под корень, падает. Но нет, не камнем он на дно — поплыл стремительно и мощно, взрывая гладь могуче-равномерными гребками.

— Куда ты, друг? Куда? К кому вопросы — что-то я не понял? Ты все же виноватых ищешь, да? И как — нашел? — Артур ему кричит вслед.

Сергей уже не слышит, вон уже выходит на том краю бассейна из голубой, как медный купорос, воды. И вылезает, к выходу идет. Босыми шлепая ногами и оставляя отпечатки мокрых пяток на мраморном полу. И вот уже он в холле, на рессепшне, служителя зовет, за шиворот к себе притягивает, на ухо шепчет что-то доверительно. Шлепка для ускорения дает — вали, мол, исполняй. Сам к телевизору, который подвешен, как икона, в углу, под самым потолком. Включил. По всем каналам — экстренные выпуски, конечно, новостей. Короткое вступление — пульсирующая светомузыка, и голубые ленты Мебиуса, и планетарные пятнистые шары, безостановочная жизнь бескрайнего и бездонного микромира, в котором вращаются и проносятся перед взглядом гигантские и чрезвычайно густо населенные вселенные. Общий план стерильно чистой студии с полукруглыми хайтековскими стойками, мониторами и ноутбуками. Безупречно красивая дикторша с гладко зачесанными назад волосами и старательно-скорбным лицом. Кадры с места событий: башня в огне, пожарные машины разбрызгивают пену, спасатели бегут, врываются в отель, карабкаются, несут глянцевитое нечто на буром одеяле, машины «Скорой помощи» гоняют раскаленных саламандр в синих банках мигалок, курсанты сдерживают натиск обезумевшей толпы родных, и не поймешь по лицам в этой давке сразу, кто в объективах телекамер — безбожно возбужденные и непристойно жадные зеваки, ликующие пожиратели греховно-острых впечатлений или все же неслучайные мужчины со взмокшими лопатками, бескровными губами и женщины, что норовят прорваться, продавиться туда, к носилкам, кислородным маскам и наглухо застегнутым мешкам. «Теракт и пожар в московской гостинице» — не сходят с экрана жирные титры.

— Здравствуйте. В эфире специальный выпуск, посвященный трагедии в московском отеле «Красные холмы». Мы начинаем с прямого включения. С нами на связи Максим Лихоносов, который находится на месте событий. Максим?

— Да, Жанна. Мы находимся на берегу Москвы-реки, в непосредственной близости от спасательных работ на месте трагедии. Вот сейчас мы видим… людей… это родственники тех, кто оказался там, в гостинице. Все дело в том, что именно сегодня в гостинице происходило открытие Форума проблем безопасности российского бизнеса, и в гостиницу съехалось множество российских бизнесменов, юристов, специалистов корпоративного права. Как мы видим, уже собралось свыше двухсот человек, и, как мы видим, родственники пострадавших продолжают подъезжать. Неудивительно, что многие находятся в состоянии психологического шока. Пока что обстановка крайне напряженная. В настоящий момент, когда спасательные работы в здании гостиницы ведутся полным ходом, вот эти люди, родственники, пребывают в полной неизвестности. Сюда, непосредственно к нам, вышел представитель спасательного штаба и сообщил примерно следующее: что пожарным к трем часам удалось ликвидировать все большие очаги возгорания и открыть проходы в гостиницу, в том числе и доступы к средним и верхним этажам, как с земли, так и с воздуха. Представитель сказал, что уже свыше ста пострадавших доставлено в московские больницы, и есть все шансы полагать, что в ближайшие часы количество таких людей удвоится. Конечно, это глупо — советовать родным набраться терпения, когда их нервы на пределе, а сердце разрывает боль, но речь сейчас не может идти об установке личностей… Да, к сожалению, есть и погибшие. По данным штаба МЧС, в настоящий момент речь идет о двадцати погибших. Еще шестьдесят человек при пожаре получили сильнейшие ожоги и находятся в тяжелом состоянии, и лучшие московские врачи сейчас отчаянно сражаются за жизни этих людей. «Мы делаем все возможное и даже больше того», — подытожил свое обращение к родственникам официальный представитель штаба. Обстановка, повторяю, очень напряженная: как мы видим, родственники даже попытались предпринять в буквальном смысле штурм, но их сейчас с успехом успокаивают врачи. Мы будем следить за развитием событий. Жанна?