Галерея аферистов. История искусства и тех, кто его продает - Филип Хук

С конца XVIII в. граница, отделяющая джентльмена от занятия торговлей, постепенно делалась все более и более прозрачной, а сферой, где она впервые исчезла полностью, стало искусство. На самом деле к 1800 г. предметы искусства покупали в надежде потом продать их с прибылью огромное количество людей: британские аристократы, представители дипломатического корпуса, даже высшее духовенство Римско-католической церкви. А между участниками рынка разгорелась необъявленная, тайная, но от этого не менее ожесточенная война за власть. Апологеты ничем не запятнанного искусства, «пуристы», поносили художников, опустившихся до торговли. Художники по-прежнему мнили себя непревзойденными знатоками старых мастеров. Надменные ценители искусства критиковали коллекционеров, превратившихся в спекулянтов, им вторили торговцы, возмущенные столь преступным вторжением в их исконную вотчину. Французский торговец картинами Ф.-С. Жюлен обрушивался на «заслуживающих наибольшего порицания любителей… которые, не обладая пристрастием к чему-либо определенному, разыскивают предметы искусства в расчете затем нажиться и покупают, заранее желая потом продать». Чтобы замкнуть этот порочный круг взаимных обвинений, заметим, что герой этой главы Уильям Бьюкенен с радостью представлялся спекулянтом, но пришел бы в ужас, если бы кто-то увидел в нем торговца.

Уильям Бьюкенен был блестящим, выдающимся сыном эпохи Регентства, предпринимателем, которому выпало жить в то время, когда взлеты и падения чередовались с необычайной быстротой. Интересно, что себя он считал не торговцем, а спекулянтом. В глазах Бьюкенена спекуляция картинами была почтенным, даже джентльменским вариантом занятия искусством, чем-то вроде коммерческого предприятия, например покупки груза бананов в Вест-Индии для последующего ввоза в Британию и продажи с прибылью. Но торговля? Нет уж, увольте. Это низшая разновидность коммерческой деятельности. «Мистер Чемпернаун в своем письме предлагает заключить с ним сделку: совместно закупить картины в Лондоне, а потом переслать в Рим; по его мнению, она обещает недурной доход, – язвительно замечает Бьюкенен в послании своему английскому агенту Дэвиду Стюарту в феврале 1803 г. – Это торговля, а не спекуляция, и я наотрез отказался». В том же году Георг III выразил сожаление по поводу того, что большинство его придворных принялись торговать картинами, и усомнился в том, что англичане по-настоящему любят искусство. Чуть позже Вальтер Скотт объявил: «Боюсь, что торговля предметами искусства, как и верховая езда, – профессиональное поприще, на коем джентльмен не может подвизаться, не утратив некоторых своих отличительных черт». Поэтому для Бьюкенена было столь важно слыть не торговцем, а именно спекулянтом. Так он сохранял свой статус джентльмена.

Однако, даже если он предпочитал не именовать себя торговцем, Бьюкенен-спекулянт познал немало испытаний и невзгод, обычно выпадающих на долю тех, кто последние двести лет решается торговать предметами искусства. Более того, постоянно в муках убеждая владельцев (по большей части итальянцев) расстаться со своими сокровищами, а британских коллекционеров (последнее звено в цепочке) – купить их по цене куда выше той, что он за них заплатил, Бьюкенен сталкивался с вызовами, которые могут показаться нам вполне современными, и успешно справлялся с ними.

«Мы почти всегда ловим рыбу в мутной воде», – писал Бьюкенен в 1824 г. Начало XIX в. стало звездным часом британского рынка искусства, поскольку потрясения, вызванные французской революцией, и вторжение армии Наполеона в Италию и Испанию заставили многие аристократические семейства на континенте ослабить хватку и выпустить из рук свои коллекции. «Стоило французам занять какую-либо страну, как тотчас же, словно из-под земли, там являлись англичане – знатоки искусства со своими гинеями», – писал в 1845 г. Джон Пай, вспоминая это золотое время. Ведь Британия не знала подобных лишений, и коллекционеры, по большей части аристократы, но также представители новых плутократических династий, обратили взоры на континент, желая пополнить свои собрания великими именами прошлого. Рынок чрезвычайно оживился после того, как в 1798 г. в Британию была перевезена и распродана там коллекция герцога Орлеанского. Судьбу бывшего собрания французского королевского дома решил синдикат британских аристократов, взявший на себя роль посредника; синдикат возглавлял герцог Бриджуотер, но весь план был тайно разработан торговцем Майклом Брайаном. Брайан происходил из семьи промышленника. В 1790-е гг. он перебрался в Лондон из Гента, где работал на ткацкой фабрике своего брата. Он детально разбирался в особенностях импорта товаров из континентальной Европы, откуда и получали предметы искусства большинство британских торговцев, и решил попытать счастья в этом ремесле. Распродажа коллекции герцога Орлеанского стала его блестящим триумфом. Британские аристократы, члены основанного им синдиката, разделили наиболее изысканные трофеи между собой, а остальные по совету Брайана выставили на торги в Лондоне в декабре 1798 г.

Распродажа принесла огромную прибыль, многократно покрывшую расходы членов синдиката на покупки для собственных коллекций. В результате немалое число первоклассных картин обрели уютный дом в Великобритании, а те, кому посчастливилось поучаствовать в распродаже коллекции, столь же восхитительным образом обогатились. Майкл Брайан сделал себе имя и состояние. Он женился на графской дочери, тем самым войдя в круги более знатные, чем те, к которым принадлежал по рождению, а подобный ход никогда еще не вредил торговцу предметами искусства. Но в конце концов он пошел на слишком большой риск. Он стал похваляться тем, что обманул лорда Лонсдейла, когда продал ему дешевое, неатрибутированное полотно, выдав за картину Тициана. Лорд Лонсдейл подал на него в суд, и Брайан разорился в результате этого процесса. Он тихо удалился в сельское имение, где принялся за подготовку монументального Энциклопедического биографического словаря живописцев и граверов. Вот приятная нравоучительная история гордыни, возмездия и раскаяния, выразившегося в научных и творческих усилиях. Вот бы с кого всем торговцам картинами брать пример.

Вдохновленный головокружительным успехом распродажи коллекции герцога Орлеанского, молодой Уильям Бьюкенен стал налаживать регулярные поставки из Франции и Италии картин изысканных мастеров прошлого, которых можно было бы предложить британским покупателям прямо на пороге их замков и загородных поместий. Он нанял агента (шотландского художника Джеймса Ирвайна), в обязанности которого входило закупать картины в Италии, и агента (Дэвида Стюарта), в обязанности которого входило разрешать все трудности, связанные с ввозом, а также показывать товар потенциальным покупателям в просторных помещениях в столице. Финансировали они свое предприятие на деньги, добытые Бьюкененом, а также еще несколькими спекулянтами, которых Бьюкенен уговорил вступить в синдикат. Однако ни у кого не возникало сомнений, что движущей силой предприятия был именно Бьюкенен. Он постоянно передавал своему итальянскому агенту информацию о том, что хорошо покупается в Британии, а что не очень, наставлял его, сколько платить за картины, а иногда и направлял к потенциальным продавцам, которые, по дошедшим до него слухам, оказались на мели. Своему агенту в Лондоне он давал все более подробные указания относительно того, как организовать успешную продажу. Будучи и продавцом и покупателем, Бьюкенен разработал систему хитроумных, а иногда и сомнительных методов, которые с тех пор исправно служат любому игроку в сфере международной торговли искусством.