Изнанка - Инга Кузнецова

Это принадлежит Блэку. Идёт жёсткое взаимодействие. Бель словно омертвела и, полумёртвая, сочится чудовищным, непохожим на её голос криком.

Она мутирует. Ей сейчас уже ничего не нужно. Бель ли она уже? Кто бы это ни был вместо неё, но он/она не умрёт. Я это чувствую. Бель очень упряма. Бель – совершенный Гиг. Другим Гигам очень хочется её портить.

Я не боюсь покинуть Бель. Я сижу тихо в своём пузыре. Я не достанусь Блэку. Я не хочу иметь с ним ничего общего.

11

– Вот так, поняла?

Шуршанье, шварканье, шелесты слабых поверхностей.

– Вот теперь попрощались. Скатертью дорога, Бель.

Она вздрагивает. Вся вздрагивает, трясётся. Грохот грубых объектов. Удаляющееся «бутс, бутс, бутс».

– За что? За что? – Бель давится сухим звуком, а мой пузырь лопается.

Я тоже лопаюсь и безостановочно делюсь на множество новых «я», и следить за ними нет ни сил, ни желания. Я не хочу волноваться за них, за их выживание. Я сбрасываю отростки, они расползаются. И снова сбрасываю. Я не хочу думать о том, как жить. Я не хочу думать даже о Бель.

Провались в бездну, дурацкий мир, полный бесчисленных миров, каждый из которых страдает по-своему. Иди ты в бездну.

1

Во тьме я бессмысленно ел Бель. Её камеры, в которых я оставлял частицы себя, вели себя странно: они колебались, качались, наваливаясь на другие и обрушивая их стенки. Мои отростки пытались соединиться с мякотью, ползти, вести самостоятельную полужизнь. Но я не следил за ними. Я безостановочно ел, врывался в камеры и поглощал содержимое. Даже не ел – жрал. Грубо, жадно. Камеры Бель прекрасно пахли, выглядели и звучали, когда я врезался в них. Но все они оказывались кем-то выпотрошены до меня.

Нет, мякоти в них было ещё довольно – упругой и свежей пищи. Но все они были свободны от тех неуловимостей, тех уменьшенных миров, которые высыпались и вылетали из Бель раньше, которые были так необыкновенны, что я не решался их присвоить. Да это было и невозможно. Даже коснуться – не то что поглотить. Они не имели вещественности – были бесплотны.

А сейчас её камеры ничего, кроме однородной, плотной и сладкой, свежей мякоти, не обнажали. Я просто тыкался в них и жрал и сбрасывал отростки, и они жили своей жизнью и на мне опять отрастали.

Никаких мелькающих, радужных, бесплотных версий разных миров и тел. Камеры и отсеки Бель точно забыли всё, что она любила. Всех. Изгнали и забыли. Теперь им было безразлично, как существовать. Они просто были.

2

Я не знаю, как теперь будет Бель. Неужели она так же, как и большинство жадных существ, тех, кому не хватает многого, будет охотиться на других лишь потому, что в них роятся бестелесности? Неужели и она, моя прекрасная Бель, станет уничтожать подобия чужих миров в ком-то – в ярости от того, что в ней теперь не вырабатываются подобия своих?

Так устроены тела опустошённых. Просто мякоть, бессмысленная и обречённая. Может быть, большой мир утопает в ней по самые отросточные основания? Может быть, иное в нём – невообразимая редкость, и то, что я увидел иное – Лыша, прежнюю Бель, – просто случайность, исключение из общего закона? Может быть, на самом деле нормально, что бессмысленная мякоть сама душит всё? И она – подлинное наполнение этого Мира миров? Изнанка его?

Может быть, я никогда больше не увижу внутри существ ничего неожиданного.

Мне душно. Мне худо от этой догадки.

3

Да, я знал это, конечно, знал: существа уничтожают друг друга ради собственного выживания. Существа не знают о полусуществах, а те поглощают их изнутри. Это дикие законы, но в них есть какая-то суровая, некрасивая необходимость (битва за еду и защита своего тела-мира – скучно, но необходимо). Однако никто и ничто не может гарантировать всем нам это самое выживание. Страх не выжить бессмыслен. Ведь мы не знаем всех миров, воздействующих на наш. И никогда не узнаем. Никто – ни существа, ни полусущества.

Я догадывался и раньше о том, что Гиганты и другие Хозяева могут быть существами для нас, но оказаться полусуществами для каких-то иных, ещё более невообразимо огромных существ. И, хотя Гиги не видят нас, они могут при каких-то условиях оказаться больше похожи на нас, чем это можно себе представить. Да, они кажутся свободней, чем мы, во всём (они-то могут самостоятельно двигаться!); но, возможно, сами того не подозревая, они тоже поглощают кого-то изнутри. Они остаются преданны ему, но, может быть, лишь до тех пор, пока их не выбрасывает в тело другого Сверхгиганта (допустим, это «Город»). И тогда они забывают о прежнем. То есть они ведут себя совсем как мы. Они как мы. При определённых условиях они как мы.

Да, Бель устремлена вовне, она хочет вырваться из своего Сверх-Гиганта.

4

Мне стоит большого труда остановиться на миг и вспомнить, в ком я был до Бель. До Лыша, к которому я стремился и в которого не попал, я ничего не помню. Странно.

Я делаю ещё одно усилие, чтобы замереть и не упустить пойманную мысль.

Да. Теперь я знаю и ещё кое-что: существа уничтожают других даже тогда, когда им не угрожает опасность погибнуть (от голода или от страха). Едят ради того, чтобы есть. И убивают, чтобы убивать. Убивают, чтобы доказать то, во что они верят. Переубедить. Мёртвые ведь не возражают и не сопротивляются.

Мне кажется, Блэк занимался убийством Бель. Не столько её сладкой мякоти, сколько населяющих её бестелесных объектов. Убийством бестелесной изнанки Бель.

Увы мне. Я понял ещё один, совсем не весёлый закон общей жизни: уничтожение может быть решающей репликой в разговоре двух не понимающих друг друга существ. Это открыли мне Гиги.

5

Утром тело Бель движется так равномерно, точно ночью ничего не случилось. Оно совершает привычные действия, трубопроводы не разогреваются, стенки камер не пружинят. Всё влечётся само собой. Я не слышу никаких голосов – я поглощён глубиной Бель и лишь смутно ощущаю, что на её собственную равномерность накладываются другие, более широкие колебания; ритм Бель то совпадает с ними, то выпадает из них. Бель молчит. Все полусущества, которые встречаются мне на пути, спят.

Я тоже отключаюсь, окутанный ложной тишиной. Я медленно падаю в какую-то ненастоящую бездну. Бездну-попытку. Я не хочу, но совершаю её. Сколько раз ещё я смогу вернуться?

6

Миг – и всё меняется. Тело Бель пропитано множеством голосов, но это не её звуки. Кажущиеся значения обманывают меня и, не развернувшись, угасают; на них наползают другие. Звуки хаотичны, источники их неведомы, и это задаёт вибрацию тревоги. Тревога, тревога – так теперь в Бель. Вещества её мякоти теперь слишком собранны. Готовность, упругость, плотность. Стенки отсеков отталкивают меня. Вскрывать новые камеры не получается. Мне приходится возвращаться по своим старым следам. Удивляясь произведённым разрушениям, я пробираюсь назад, к глотке.