Ратник княгини Ольги - Святослав Воеводин

– Да что ты можешь один против всех?

– Один преданный пес сильнее целой стаи волчьей.

Она посмотрела на него с новым выражением лица и кивнула головой:

– Ладно. Возьми оружие и латы. Только не медли, а то без нас начнут.

– Меча будет достаточно, – рассудил Ясмуд, подзывая гридня и нетерпеливо подгоняя его движением руки.

Он понял, что дело плохо, когда свита Ольги увязла в толпе, теснимой дружинниками Свенхильда. Сам воевода уже красовался на помосте, умело завладевая вниманием людей.

«Не успел, – тоскливо подумал Ясмуд, прокладывая плечом дорогу княгине. – Все кончено. – И сам же возразил себе: – Врешь! Нельзя сдаваться. Не удержим Киев, его на куски разорвут и на все стороны растащат».

Он не заметил, что думает о себе и княгине как о едином целом. Не понимал еще, что она успела стать для него смыслом жизни и самой жизнью.

Ясмуд рвался не Русь спасать, не владычицу русов.

Он старался ради женщины по имени Ольга. Только она у него и осталась. Вместо семьи, вместо родины, вместо всего, что обычно бывает дорого.

У лестницы, ведущей на помост, дорогу Ольге преградил очередной отряд дружинников. Шлемы были надвинуты низко, защитные пластины опущены, чтобы скрыть лица и сделать неузнаваемыми. Цвета плащей и узоры на щитах выдавали в них ратников Бердана, но это значения не имело, поскольку сейчас все воеводы действовали заодно. Им было важно задержать княгиню, чтобы успеть склонить народ на свою сторону и назначить князем малолетнего наследника Игоря. Остальное несложно домыслить – подчиняй несмышленое дитя своей воле и действуй от его имени. А мать надежнее убрать подальше. Хотя бы и во сыру землю.

Одна мысль об этом удесятерила силы Ясмуда. Перед ним стояло четверо дружинников, крепко держась за развернутое поперек копье. Ухватившись за плечи товарищей, он стал на древко ногами, пригибая к земле. Гридни тут же поднажали и, уподобившись живому тарану, протолкнулись к самому помосту.

– Подсадите, братцы! – попросил Ясмуд и в то же мгновение был поднят и вынесен наверх, словно мощной волной. – Руку, княгиня! – крикнул он.

Ольга взглянула в сторону затора у лестницы и подчинилась. Ясмуду она показалась легкой, почти невесомой, как девочка. Ее ладонь была сильной и в то же время очень хрупкой. Помогая Ольге ступить на тесаные доски, Ясмуд придержал ее за талию и ощутил такое волнение, что едва не задохнулся.

– Я не знаю, что говорить, – призналась она, подталкиваемая им вперед.

Шум стоял оглушающий. Он прочел ее признание по губам.

– Говори, что от сердца идет, – прокричал он в ухо Ольги. – Помни, ты наша княгиня. Не робей.

Напутствие не помогло. Начала говорить Ольга слишком тихо, поэтому первые слова были произнесены впустую. Стоя в отдалении, за ее спиной, Ясмуд видел, что творится на площади. Казалось, там не люди копошатся, а сермяги, кафтаны да полушубки – бездумные, ошалевшие, неуправляемые. Стоящие на помосте старались держаться уверенно, однако вблизи было заметно, как они робеют и нервничают, опасаясь, что толпа окончательно выйдет из подчинения, нахлынет разом и поглотит всех верховодов вместе с досками, как поглощает днепровская вода прохудившийся челнок на быстрине.

Когда же Ольга обрела голос, то ее уже мало кто слушал. Людям хватило доходчивых речей Свенхильда. Они полагали, что властители действуют по общему согласию, и не вникали в тонкости отношений и поведения собравшихся наверху. О княгине и воеводах совсем позабыли, переключив внимание на тех, кто стоял рядом, вровень, был близок и понятен.

И все бы не беда, если бы не хмель, бродивший во многих лихих головах. Кое-где уже началась поножовщина, а уж оплеухи и зуботычины сыпались в толпе градом. Прежде в Киеве таких вече не бывало. Никому еще не приходило на ум подпаивать народ перед собранием, как это сделали воеводы.

Будучи соплеменником и даже дальним родичем Свенхильда, Ясмуд ясно понимал его расчет. Захват власти был в крови у выходцев из варяжских земель. Долгое время они могли служить хозяину верой и правдой, но, почувствовав слабину, тут же выходили из повиновения. Если слабый не способен оказать сопротивление, то нужно без жалости отнимать у него все, чем он владеет, – кусок хлеба, монеты, женщин, власть. Получив же достойный отпор, варяги унимались. Они уважали силу и только ее. Взывать к их совести было так же бесполезно, как зайцу жалобно кричать в когтях рыси.

Пока Свенхильд, заслонив собой Ольгу, пытался снова завладеть вниманием расходившейся толпы, Ясмуд внезапно понял, что делать. Озарение было подобно яркому свету, зажегшемуся в темноте. Одновременно с этим Ясмуд ощутил необычный подъем и стал почти невесомым, точно готовый взлететь пузырь, наполненный горячим воздухом.

Толпе сейчас плевать на то, кто возьмет власть в Киеве, – ей нужны только две вещи: зрелище, чтобы было на что посмотреть и что вспомнить, а еще обещание сытой спокойной жизни. Кто сумеет дать это толпе, тот и окажется в центре внимания.

Сперва зрелище. Нужно привлечь к себе внимание.

Сделав несколько быстрых, решительных шагов вперед, Ясмуд толкнул Свенхильда плечом с такой силой, что воеводу понесло в сторону.

– Рехнулся! – рявкнул он. – Башку снесу!

Выхваченный из ножен меч ударился с лязгом о другой, вовремя вскинутый вверх. Казалось, стальной звук был совсем негромок, однако людские уши тотчас уловили его, и все взоры обратились на помост. Никак там рубятся? Ого! Вот это потеха! Гляди, гляди, честной народ!

– Остынь, – сказал воеводе Ясмуд. – Пока твои дружинники поднимутся, я тебя дважды зарублю.

Свенхильд был еще не слишком стар и совсем не дряхл, однако давно не упражнялся с мечом, призывая заниматься этим других. Его ратники вопросительно смотрели на него снизу, да только они были зажаты в толпе так плотно, что и руки поднять не могли.

– Убери меч, воевода, – предложил Ясмуд. – Не хочешь ведь, чтобы люди услышали правду о том, как ты князя оставил. После этого сразу почета лишишься, предателем прослывешь. Не веришь? Испытаем судьбу?

Выругавшись, Свенхильд бросил меч в ножны. Зная, что убивать прилюдно в спину его не станут, Ясмуд обратился к нетерпеливо глядящей на него толпе.

– Кияне! – выкрикнул он. – Братья! Нет в мире людей разумнее и справедливее, чем вы.

– А-а-а-а-а-а! – согласно отозвалась площадь. – У-у-у-у-у-у! О-о-о-о-о-о!

Ясмуд не слышал слов, только общий хор голосов и эмоции, которые их переполняли. Он по-прежнему чувствовал себя окрыленным, им словно бы руководил кто-то свыше. Фразы складывались сами собой, движения были выверены и правильны, ум холоден, сердце горячо и огромно – оно едва умещалось в груди.

– Тут вам говорили, что власть следует сыну Игореву отдать, – продолжал Ясмуд, глядя по сторонам и дивясь непривычной чистоте и силе своего голоса. – Отдавайте, коли войны и смуты хотите. Кому не жаль домов, семьи и хозяйства, тот голосуй за них. – Не оборачиваясь, он небрежно ткнул пальцем через плечо, точно отгадав, где стоит сейчас Свенхильд со своими товарищами. – А кто хочет благоденствия, лада, сытости и покоя, те пусть за Ольгу выскажутся.