Дагги-Тиц - Владислав Крапивин

— Царапина взбодрила меня, — храбро повторил Борька слова Диего, сказанные в поединке с капитаном. Но, по правде говоря, она его не очень взбодрила. Да и Лодьку тоже. Оба малость поостыли. Сообразили, что дело может кончиться худо, если махаться без оглядки. Конечно, проволочные шпаги не были отточены, однако и защитных наконечников, как у тренировочных рапир, у них не было.

— Надо правила выработать, — сказал Борька, трогая щеку помусоленным пальцем. — Чтобы в рожу не тыкать и не колоть будто навылет…

— И приемы надо изучить. Помнишь, как там, в начале картины, офицеры тренируются? Шеренга против шеренги. Нападение, защита, ответный удар. По- благородному так…

Они стали отрабатывать «благородные» приемы. Прямо у крыльца. Софья Моисеевна время от времени кричала в окно, чтобы Борька шел учить английский, а то вот придет Моня… Борька отмахивался клинком, как от неуклюжих калифорнийских стражников. Но тут на веранде появилась Каблучиха, заголосила издалека:

— Боренька, не мог бы ты сходить встретить Дуню?! А то у меня спина совсем разболелася…

Борька плюнул:

— Вот и занимайся тут английским! Только соберешься, как сразу Дуня…

Отказать старухе он не мог. Кирпичная избушка, где жили Аронские, принадлежала, как и большой дом, Каблучихе (считалась хозяйственной постройкой). От Борькиного поведения во многом зависело, будет ли бабка настырно требовать очередную квартплату или обождет…

На следующий день благородный разбойник Зорро невидимо носился по улицам. Там и тут возникали на заборах знаки Z, начертанные мелом и оранжевыми обломками кирпича. За этими заборами то и дело слышался металлический звон и деревянный стук самодельных клинков…

Когда Лодька и Борька со своим оружием и запасной проволокой появились на Стрелке, народ встретил их с шумной радостью. Сразу были изготовлены еще несколько шпаг. Лодька и Борька, ощутив себя идейными вдохновителями, разъяснили, что главное — не просто уткнуть в противника шпагу, а сделать это красиво и по правилам. «Чтобы ощутить поэзию фехтовального искусства», — думал про себя Лодька, но вслух такие слова произнести не решился. Потому что всякие ведь есть люди! Синий и Гоголь, небось, сразу же загогочут… Впрочем, и они сейчас Лодьку и Борьку слушались без вредностей. Те построили фехтовальщиков-новобранцев двумя шеренгами: Толька Синий, Рашид Каюмов и Фонарик против Сидоркина, Вовки Гоголева (который и есть Гоголь) и Костика Ростовича.

Вовка (одногодок и вечный приятель-соперник Синего) и кудрявый десятилетний Костик (сын «замначальника» городской автоинспекции) только сегодня утром вернулись из пионерского лагеря, фильма «Таинственный знак» еще не видели, но сразу прониклись общим азартом…

— Сперва вы наносите сверху удар! — командовал вошедший в роль тренера Лодька…

— А вы защищаетесь… вот так… и отвечаете, но не рубящим, а колющим ударом! Потом делаете обманное движение и бьете сбоку…

Наверно, любой, кто хоть немного знаком с настоящим фехтованием, покатился бы от смеха, увидев эту «тренировку». Но мальчишки с проволочными шпагами относились к делу с великой серьезностью. Запыхавшись, повторяли выпады и защиты, и это было почти так же занимательно, как бой-поединок…

О правилах боя договорились в самом начале и железно: по голове не бить, в лицо и шею не колоть, сильно не «тыкать» и ноги, если они голые (как у Костика и Фонарика), не задевать…

Потом разбились на пары — и началось!

Оказалось, что все разученные приемы разом позабыты. Лодьке пришлось растаскивать Синего и Гоголя, которые бросили шпаги и вцепились друг в друга. Фонарику, несмотря на строгие правила, Рашид украсил длинной ссадиной ногу, а сам заработал от него клинком по уху…

К счастью, появились Атос, Лешка Григорьев, Шурик Мурзинцев (со Славиком Тминовым на плечах), а за ними — сонный и хлопающий губами Цурюк. Старшие быстро навели порядок. Если кто-то превращал благородный поединок в драку, то на первый раз ему — пинок, на второй — вообще отдыхай на поленнице, рядом со смирным Славиком.

Сами старшие за шпаги не брались. Может, и хотелось им, да, видимо, считали, что несолидно уже… Шурик Мурзинцев чиркал карандашиком в блокноте — наверно, для своей «летописи». Только Цурюк сунулся: дайте, мол, с кем-нибудь посражаться. Но ему сказали, что он еще не знает приемов и пусть посидит, как Славик. Цурюк стал уныло доказывать, что приемы знает лучше всех, но тут прикатил на новеньком звенящем велосипеде «ЗИЧ» Вовчик Санаев. Это был одноклассник Атоса и Лешки, сын известного в городе хирурга. Велосипед ему купили только вчера. Все, конечно, обступили счастливца. Сверкающий руль «ЗИЧа» был круто изогнут, как у гоночного велосипеда. Подержаться за такой (поскольку прокатиться все рано не дадут) и то была радость. Вся старшая компания отправилась в обширный двор, именуемый «большая ограда» — испытывать новинку. Потащился туда и Цурюк — вдруг и ему дадут проехаться?

Остальные снова взялись за оружие.

Но, едва зазвенели клинки, как опять появился велосипедист. Вовка Неверов. Его велосипед был, в отличие от санаевского, ржавым и дребезжащим. Не поймешь даже, какой марки, потому что собран из «всякого утиля». Но все равно сразу несколько человек заныли: «Фома, дай прокатиться». Вовка великодушно толкнул велосипед от себя: вот, мол, вам на растерзание. Синий, Сидоркин и Фонарик подхватили его в шесть рук. Синий первый сумел прыгнуть на седло и покатил, вихляясь, в объезд Стрелки, вдоль поленниц. Фонарик и Сидоркин побежали следом, требуя, чтобы Толька уступил им очередь после первого же круга…

Неверов, между тем, увидел шпаги, сходу сообразил что к чему и пожелал, конечно скрестить с кем-нибудь клинки.

— Давай с тобой! — глянул он на Лодьку. Видимо, угадал в нем заводилу всей этой шпажной затеи. Лодьке не очень-то хотелось. Фома ворвался со стороны, он еще не был посвящен в сложившиеся здесь правила фехтовального искусства.

— Ты же не знаешь приемов…

— Кто? Я? — Фома сдернул со лба мотоциклетные очки из толстого небьющегося стекла (у мальчишек оно называлось «пластиглаз»), кинул их в траву, направил на Лодьку проволочный клинок. — Защищайся, несчастный гвардеец кардинала!

— Сам ты гвардеец! — огрызнулся Лодька (потому что ничего иного не оставалось) и принял правильную — как в кино — стойку.

Но Фоме было наплевать на правила. Он знал только одно: задавить противника натиском, нанести решающий удар и заставить сдаться. Он сразу насел так, что Лодька увидел перед собой сплошное мелькание черных, размазанных в воздухе линий. Начал бестолково отмахиваться и пятиться.

— Да подожди ты, Фома! — заорал со стороны Борька. — Чего ты как псих! У нас не так! Надо по-честному!..

— А я, что ли, не по-честному?! — вдохновенно орал Фома. — Победу надо завоевывать боевым напором! — И снова рассекал воздух у Лодьки перед глазами.

Он напирал пузом и махал, как бешеный. И при этом часто открывал грудь. Лодька мог уже не раз нанести прямой удар своей шпагой, но понимал: на легкий тычок, Фома не обратит внимания, а если ткнуть стальным прутом сильно… Фома был в белой рубашке, и Лодька отчетливо помнил, какое черное отверстие оставила шпага Диего на полотне, обтянувшем грудь капитана…