Темный Нижний - Матвей Геннадьевич Курилкин

руку из раны, правой вдавил нож вглубь, подвёл лезвие под пулю.

— Хорошо, что в мягкие ткани попала, — бормотал Птицын, то ли пытаясь отвлечь брыкающегося упыря, то ли самого себя. — А то бы об кость ударилась и разлетелась. Мы бы её вытащили по частям, но задолбались бы гораздо сильнее. Да не брыкайся ты! — Упырь снова дёрнулся, попытался выкрутиться из-под Валерки, но тот только крепче сжал колени.

Ещё движение ножом, и ещё. Операция явно изуверская, Валерка разделывает упыря как тот мясник. Да ещё наживую. Упырь уже не может говорить, только воет и пытается вырваться.

— Вот и всё! — Птицыну, наконец, удалось ухватить комок мяса вместе с застрявшей в нём пулей. Последние движение ножом, и парень отбрасывает гадость подальше. А потом и сам скатывается с обмякшего Демьяна.

Оглянувшись, Валерка заметил, что, во-первых, за время операции они с упырём здорово сместились. Во-вторых, Алиса с Лёхой уже почти закончили — как раз в тот момент, когда он поднял голову, девчонка повалила последнего из нападавших. Получилось так, что упали они буквально у его ног — видимо этот самый нападавший рвался именно к ним с Демьяном. Несколько движений когтей и девушка отделила голову низшего. Птицын несколько раз воткнул нож в снег, чтобы очистить, и решительно взрезал ладонь. Разжал тем же ножом зубы Демьяну, в рот страждущего потекла струйка крови.

— Алиса, всё нормально? — спросил парень, глядя, как Демьян судорожно делает глотки. Уродливая рваная рана на животе начала понемногу затягиваться.

— Да. Это, наверное, их подруги. Если бы они тоже стреляли, я бы не справилась.

Только теперь Птицын заметил, что низшая, которую последнюю убила Алиса, оказалась, скажем, женского пола.

— По-моему, больше не должно быть, — добавила яломиште. — Все здесь.

— Браво! Это была прекрасная охота, я получил истинное наслаждение! — А вот этот голос Птицыну был незнаком.Парень мгновенно развернулся, и едва сдержал разочарованный стон. Неподалёку, на краю освещённого пространства, стоял незнакомый парень. Примерно ровесник Валерки на вид, одет легко и дорого. Явно вампир. Явно — не низший. Самое паршивое — этот гость одной рукой держит за шею Лёху, запрокинув тому голову. Ладонь левой руки сжата в кулак и поднята над лицом полицейского. Птицын сначала не понял, в чём дело, а потом догадался — угрожает так. На левой ладони рана — чуть разожмёт, и в Лёха непременно наглотается гадости, тем более, рот закрыть он явно не может.

— Знаю, смотрится очень угрожающе, но если мы спокойно поговорим, никто не пострадает. Это всего лишь гарантия, что вы не станете нападать, стрелять серебром, и заниматься прочими глупостями, — пояснил вампир. — Если я правильно понял, этот человек их вашей команды, и вам будет неприятно его потерять.

— И чего тебе надо, — спросил Птицын. Рядом приподнялся на локте Демьян — хоть одна хорошая новость. Хотя бы упырь пока жив. Правда, явно не в форме — иначе уже стоял бы на ногах.

— От вас — ничего. Я просто пришёл сказать, чтобы вы за мной не охотились. Я знаю, смертные не любят высших существ. И даже готов признать, что у вас есть на это основания. Но я — не такой, как все. Я — вегетарианец. Кровь животных меня не интересует. Я не пложу низших — мне не нужно много слуг, достаточно троих, и я ими очень дорожу. Из-за вас мне пришлось их сегодня запереть. И, пожалуйста, не нужно звать то существо, которое побывало в доме Олисова. Насколько я понял, это какая-то разновидность навьей. Уверяю, эта встреча не станет для меня проблемой. В нашей сторонке обычно недооценивают ритуалы восточных соседей, а напрасно. Скорее всего, у меня не хватит сил, чтобы убить это существо, но я легко смогу его перенаправить. Они обычно очень сильно подвержены инстинктам, на этом довольно просто сыграть, если знать, как.

— Тогда зачем пришёл? — уточнил Птицын, вытаскивая руку из кармана. Вампиру он поверил сразу, особенно после объяснений про инстинкты. В конце концов, только что они сами воспользовались этими самыми инстинктами низших.

— Ох, ну пища не может отличаться сообразительностью. Тем более, стресс, гормоны. У него сейчас интеллект, как у табуретки, — сам себе сказал вампир. — Я не охочусь на пищу. Не пью кровь. Дело не в моральных соображениях. Люди, что бы вы о себе ни думали, это низшая ступень эволюции. Моя мораль к вам неприменима. Просто однажды я поставил себе цель обходиться без крови. Мои неразумные собратья даже дали мне кличку Гематоген, представляете? Вы тоже можете ко мне так обращаться, к слову. Так вот, я не охочусь на пищу. Но если пища нападает на меня, я считаю себя вправе защищаться. Ферштейн? Это предупреждение. Не нужно доставлять мне проблем, и нам не нужно будет воевать. Я, конечно, одержу победу, но зачем вообще воевать, если можно обойтись без этого? К тому же мне может понадобиться какая-нибудь услуга. Другая сторона меня пока не интересует, но сам факт появления проводника не может не радовать. Жизнь — длинная, возможно, мне когда-нибудь захочется посмотреть, что там интересного есть на тёмной стороне.

— А по поводу ваших собратьев? Мстить не собираетесь?

— Эти идиоты сами виноваты, — хмыкнул Гематоген. — Слишком расслабились, слишком привыкли, быть вершиной пищевой цепочки. Я не участвовал в их играх, мне не интересны их устремления. У меня с ними был нейтралитет. Надеюсь, с тобой у меня тоже будет нейтралитет. Ну же, соглашайся, мальчик. Альтернатива у тебя очень плохая. Сейчас твой защитник не сможет мне противостоять. Я могу убить вас всех, а этого превращу в низшего. Ещё одного слугу я, так уж и быть, смогу содержать.

В общем, Валерка согласился — а что ещё оставалось? Демьян драться не мог, он и встать-то пока был не в состоянии. Хорошо хоть, пришёл в себя достаточно, чтобы проконтролировать обмен клятвами. Оказывается, вампиры этой форме договора тоже доверяют, так что пришлось Гематогену с Демьяном наскоро составить устраивающий обе стороны текст, который в конечном итоге сводился к простой формуле: не вредить друг другу и не наглеть. Никакой взаимопомощи, понятно, и, в случае, если одна сторона заденет интересы другой, прежде, чем начинать боевые действия, следует сначала обсудить их причины. Может ведь так случиться, что интересы затронуты не специально, а по незнанию. В этом случае тоже проще договориться.

— И да, я не собираюсь требовать оплаты за оказанную вам услугу, — уже после принесения взаимных клятв вдруг сказал Гематоген. Он давно отпустил Лёху. Парень, кажется, до сих пор пребывал в прострации, а может, заполучил фобию — он держался так, чтобы между ним и вампиром обязательно кто-нибудь был.

— Какую услугу? — уточнил Валерка. Очень ему не хотелось быть обязанным вампиру.

— Ну как же. Ты разве не заметил, что тебя до сих пор не нашли коллеги вот этого мальчика? — он кивнул на Лёху, — Я замну это дело. Мне тоже не нужна широкая огласка. Что бы там не произошло, пусть это останется тайной. Дело будет закрыто в ближайшие дни.

Глава 8

В которой Смородина ближе не становится

Прощанием, как и приветствием до этого, Гематоген себя утруждать не стал. Развернулся и ушёл не оглядываясь. Валерка ощутил острое, непреодолимое желание достать пистолет и расстрелять нежить в спину. И плевать на клятвы, главное нашпиговать мерзкую гадость серебром так, чтобы смерть, своим белыми бельмами накрыла его глаза, а красивое, молодое тело усохло и рассыпалось в прах. Удержался парень только от удивления. Вроде только что нормально относительно общались. Особой приязни к Гематогену он не испытывал, но и такой лютой холодной ненависти — тоже. Откуда вдруг взялась? Через секунду сообразил — не его это ненависть. Это навья поделилась. Очень ей не понравилось, что кто-то захотел ей управлять против воли.

Вампир вдруг остановился, оглянулся:

— С тобой приятно иметь дело, проводник. Оказывается, иногда, даже представители низшей ступени эволюции умеют сдерживать свои порывы.

— Ну, ты побольше всех низшей ступенью эволюции обзывай, и обязательно убедишься, что таких сдержанных вообще нет. Ещё я от всяких паразитов нотации не выслушивал!

Вот теперь сдерживаться пришлось вампиру. Валерка даже перепугался слегка — лицо заострилось, губы чуть задрались, показывая игольчатые клыки. Сдержался. Кивнул, будто даже понимающе, и ушёл уже окончательно.

— Видимо хорошо, что