Мне не больно - Андрей Валентинов

Уже темнело, когда Чиф вновь появился у уже знакомого ему здания с множеством подъездов. Рабочий день кончился, и тротуар возле дома был заполнен людьми. Чиф не спеша прошелся вдоль дома, мельком взглянул на часы, повернул назад и вошел в третий с конца подъезд. Вахтер не обратил на него внимания: в этот час мимо проходили десятки людей, а кроме того, респектабельный вид модно одетого молодого человека не мог вызвать ни малейших подозрений. Чиф не стал пользоваться лифтом и легко взбежал на шестой этаж.

На лестничной площадке было пусто. Четыре двери – одинаковые, обитые свежей черной клеенкой. Он взглянул на бронзовые номерки – нужная квартира первая слева…

Тот, с кем он разговаривал по телефону, велел прийти сюда ровно в пять вечера. Странно, ему назначили встречу в том же доме, но совсем в другом подъезде. Чиф плохо разбирался в конспирации, но почему-то был уверен, что так поступать не следует. Объяснение он нашел только одно те, что желали с ним поговорить, уверены в собственной безопасности. Это был интересный вывод, и Чиф мельком подумал, что он, возможно, недооценивает тех, кого циник Бен называл «аборигенами».

На звонок следовало нажимать три раза. Когда Чиф опустил руку, дверь быстро отворилась.

– Заходите!

Сказано было тихо, почти шепотом. Того, кто встретил его, Чиф не сумел разглядеть: в передней было темно, можно понять лишь, что этот человек очень небольшого роста.

– Проходите…

Встречающий закрыл дверь, но свет включать не стал.

– Я… пальто… – немного растерялся Чиф. Встречавший, казалось, задумался, затем легко подтолкнул гостя куда-то в сторону:

– Там… Пошарьте рукой…

Получалось как-то излишне по-конспиративному. Впрочем, спорить не приходилось, Чиф нащупал свободный крючок и пристроил туда пальто со шляпой.

– Пойдемте, пойдемте! – невидимый в темноте человек явно торопился. Чиф мельком отметил легкий иностранный акцент – то ли немецкий, то ли польский.

Они прошли длинным коридором и остановились перед закрытой дверью, из-за которой пробивался узкий луч света.

– Ждите здесь! – на мгновение дверь растворилась, закрылась вновь, и Чиф остался в коридоре один. Он использовал это время, чтобы привести в порядок прическу. Особого волнения не было, впрочем, как и страха. Скорее, одолевало любопытство. Впрочем, Джон тут же одернул себя: люди, которые решили встретиться с ним, рисковали жизнью. Это не голливудский фильм о карбонариях, и он пришел сюда не ради праздного интереса…

– Заходите, товарищ!

Дверь открылась, и Чиф шагнул через порог.

Да, здесь было светлее, но не намного. Огромная комната освещалась небольшой настольной лампой, горевшей вполнакала. Лампа, как ей и полагалось, стояла на столе – большом, напоминающем букву «Т». Такой стол больше подходил для солидного кабинета, чем для квартиры. Впрочем, помещение и вправду напоминало кабинет. Стены украшены обязательными в этой стране бородатыми портретами, под которыми висела большая цветная карта СССР. Высокие окна наглухо закрыты тяжелыми черными портьерами.

Их было трое, и сидели они за широкой частью Т-образного стола. При появлении Чифа все встали.

– Здравствуйте. Проходите, товарищ Косухин!

Это произнес невысокий плечистый человек, сидевший в центре. Теперь он не спеша шел навстречу Чифу, протягивая руку.

– Чижиков.

Странная фамилия не удивила. Тот, кто так представился, назвал себя «Чижиковым» так же, как он, Иван Степанович Косухин, в свою очередь, отзывался на «Джона», «Жанно» и «Чифа». Только для Чижикова это не было детской игрой в Америку.

– Тарек.

Тот, кто встречал его, – худой коротышка, носивший большие роговые очки и говоривший с еле заметным акцентом…

– Иваныч.

«Иваныч» оказался повыше прочих, как раз одного роста с Чифом, зато крепче его в плечах и, конечно, значительно старше. Из всех троих он единственный улыбался. Лицо показалось знакомым, и Чиф тут же сообразил: Иваныч немного походил на Ленина – с такой же бородкой и лысиной. Правда, на этом сходство кончалось: лицо того, кто избрал себе такой странный псевдоним, было не скуластым и плоским, а типично русским, правильным и куда более приятным.

Итак, из этой тройки Тарек был, очевидно, самым младшим – если не по возрасту, то по должности, Иваныч – самым симпатичным, а вот товарищ Чижиков – похоже, главным. Чижикова разглядеть было сложно: случайно ли, намеренно ли, но он предпочитал оставаться в тени, уклоняясь от света лампы.

– Садитесь, товарищ Косухин.

Чифу на миг стало весело. «Садитесь, товарищ» – это слегка напоминало центральный комитет соцпартии, куда он привык забегать еще с детства, навещая отца. Но там не прятались по темным углам, да и стола такого не стояло – очевидно, традиции правящей партии были утеряны на его родине.

Итак, оставалось присесть – естественно, не на почетном месте, у вершины «Т», а сбоку, где и полагалось сидеть гостям. Похоже, и здесь субординация сохранялась. Если так, то предстоит нелегкий разговор. Опыта подобных бесед у Чифа не было: дома даже самого Председателя Российской Трудовой Общины Тускулы Семена Аскольдовича Богораза многие в глаза называли Дядей Сэмом. Что ж, приходилось играть по местным правилам…

– Вы чаю хотите, товарищ Косухин?

Чаю Чифу не хотелось, но отказываться было неудобно: очевидно, это тоже входило в непременный ритуал. Он ждал, что за чаем пойдет самый младший, то есть товарищ Тарек, но ошибся. Чижиков поднялся сам, неторопливо вышел в соседнюю комнату и вернулся с большим чайником. Впрочем, для остальных тоже нашлась работа: Иваныч расставил чашки, а Тарек принес сахарницу.

– Вам с коньяком?

– Я… я не пью…

Наверное, это прозвучало совсем по-детски, но трое даже не улыбнулись. Чиф действительно не употреблял алкоголя, впрочем, как и вся молодежь Тускулы. Только в дальних походах, когда температура падала ниже минус двадцати, в ход шел спирт, но это никак нельзя считать выпивкой.

Товарищ Чижиков вновь встал, не спеша подошел к стоящему у стены шкафу, достав оттуда темную пузатую бутылку. Коньяк достался лишь ему. Ни Иваныч, ни Тарек, очевидно, прав на это не имели.

Похоже, церемонии кончились, и можно было начинать разговор…

До Перевального добрались уже почти в полной темноте. Короткий ноябрьский день кончился, над близкими горами стало совсем черно, низкие тучи ползли от недалекого моря к Симферополю; было зябко и сыро. Дождь, правда, перестал, и можно было скинуть капюшоны.

Автостанция была пуста и безлюдна. Пришлось долго идти по узкой сельской улице, прежде чем от позднего прохожего удалось узнать адрес директора школы. Это оказалось совсем рядом с самой школой, новой, двухэтажной, очевидно построенной совсем недавно.