Непобедимый - Станислав Лем

— Я могу сказать немного, — произнес Нигрен, вставая и медленно подходя к астрогатору. Он был ниже Хорпаха на голову. — Мы нашли только девять мумифицированных тел. И еще то, о котором сказал командир и которое будет исследовано особо. Остальные — это скелеты или части скелетов, найденные в песке. Мумификация происходила внутри корабля, где ей благоприятствовали условия: очень низкая влажность воздуха, практическое отсутствие бактерий, вызывающих гниение, и не слишком высокая температура. Тела, которые находились вне корабля, подверглись разложению, усиливавшемуся в периоды дождей, так как в песке содержится значительный процент окислов и сульфидов железа, реагирующих со слабыми кислотами… Впрочем, я думаю, эти подробности несущественны. Во всяком случае, в условиях планеты мумификация была тем более невозможна, что к действию воды и растворенных в ней веществ присоединилось продолжавшееся несколько лет действие песка. Этим объясняется то, что все костные поверхности отполированы.

— Простите, доктор, — прервал его астрогатор. — Для нас важнее всего выяснить причину гибели этих людей…

— Никаких признаков насильственной смерти, по крайней мере на наиболее сохранившихся трупах, — быстро ответил врач. Он не поднимал глаз и словно рассматривал что-то в поднятой к лицу руке. — Картина такова, как будто они умерли… естественной смертью.

— То есть?

— Без внешних насильственных воздействий. Некоторые кости, найденные отдельно, сломаны, но такого рода повреждения могли появиться позднее. Для уточнения требуются дальнейшие исследования. Кожные покровы у всех в полном порядке. Никаких ран, если не считать мелких царапин, которые наверняка не могли быть причиной смерти.

— Как же они погибли?

— Этого я не знаю. Можно подумать, что от голода или от жажды…

— Запасы воды и пищи в сохранности, — заметил со своего места Гаарб.

— Мне об этом известно.

Некоторое время было тихо.

— Мумификация — это прежде всего обезвоживание организма, — пояснил Нигрен. Он по-прежнему не смотрел ни на кого из присутствующих. — Жировые ткани подвергаются изменениям, но их можно выявить. Так вот… у погибших практически не было жировых тканей. Так бывает после продолжительного голодания…

— Но у того, найденного в гибернаторе, они были, — бросил стоящий за последним рядом стульев Рохан.

— Это верно. Но он, очевидно, просто замерз. Как-то проник в гибернатор и, возможно, просто уснул, когда температура понизилась.

— Допускаете ли вы возможность массового отравления? — спросил Хорпах.

— Нет.

— Но, доктор… Не можете же вы так категорически…

— Могу объяснить, — ответил врач. — Отравление в условиях планеты может произойти либо через легкие, от вдыхаемых газов, либо через пищеварительный тракт, либо через кожу. Один из наиболее сохранившихся трупов был найден с кислородным прибором. В баллоне оставался кислород. Его хватило бы еще на несколько часов.

«Это правда», — подумал Рохан. Он вспомнил того человека — обтянутый кожей череп, остатки побуревшей кожи на скулах, глазницы, из которых высыпался песок.

— Эти люди не могли съесть ничего отравленного, потому что здесь вообще нет ничего съедобного. Я имею в виду сушу. А никакой охоты в океане они не предпринимали. Катастрофа произошла сразу же после посадки. Они только успели послать группу в развалины. И все. Впрочем, я вижу здесь Макминна. Вы кончили, Минн?

— Да, — ответил биохимик.

Все головы повернулись к нему. Он прошел между сидящими и встал рядом с Нигреном. На нем был длинный лабораторный фартук.

— Вы проделали анализы?

— Да.

— Доктор Макминн исследовал тело человека, найденного в гибернаторе,объяснил Нигрен. — Может быть, вы сразу же расскажете, что вы установили?

— Ничего, — ответил Макминн.

У биохимика были очень светлые волосы, казавшиеся просто седыми, и такие же светлые глаза. Все лицо, даже веки покрывали крупные веснушки. Но сейчас его длинная лошадиная физиономия никого не смешила.

— Никаких ядов — органических или неорганических. Все ферментные группы тканей в нормальном состоянии. Кровь в норме. В желудке остатки переваренных сухарей и концентрата.

— Как же он умер? — спросил Хорпах, который по-прежнему казался спокойным.

— Просто замерз, — ответил Макминн и только теперь заметил, что не снял фартук. Он расстегнул пряжки и бросил его на стоящий рядом пустой стул. Фартук соскользнул с сидения и упал на пол.

— Каково же ваше мнение? — упорно повторил астрогатор.

— У меня его нет, — ответил Макминн. — Могу лишь сказать, что эти люди не отравлены.

— Какое-нибудь быстро распадающееся радиоактивное вещество? Или жесткое излучение?

— Жесткое излучение при смертельных дозах оставляет следы: повреждение капилляров, изменение состава крови. Таких изменений нет. Не существует также радиоактивного вещества, которое при смертельной дозе за восемь лет исчезло бы без следа. Здешний уровень радиоактивности ниже земного. Эти люди не подвергались действию какого-либо вида лучистой энергии. За это я могу ручаться.

— Но ведь что-то их убило? — возбужденно спросил планетолог Балмин.

Макминн молчал. Нигрен что-то тихо сказал ему. Биохимик кивнул головой и вышел. Нигрен спустился с возвышения и сел на свое место.

— Плохо дело, — сказал астрогатор. — Во всяком случае, от биологов помощи ждать не приходится. Кто-нибудь хочет высказаться?

— Да.

Встал Сарнер, физик-атомник.

— Объяснение гибели «Кондора» кроется в нем самом, — заявил он, оглядев всех своими глазами дальнозоркой птицы. — То есть оно там, но мы никак не можем его найти. Хаос в каютах, нетронутые запасы, положение и размещение трупов, повреждения аппаратуры — все это что-то должно значить.

— Если вам больше нечего сказать… — бросил разочарованно Гаарб.

— Минуточку. Мы блуждаем в темноте. Нужно искать какую-то дорогу. Пока мы знаем очень немного. У меня сложилось впечатление, что кое о чем, увиденном нами на «Кондоре», мы просто боимся вспоминать. Поэтому с таким упрямством возвращаемся к гипотезе отравления и вызванного им массового помешательства. В наших собственных интересах — и во имя погибших — мы должны предельно откровенно рассмотреть все факты. Прошу, вернее вношу категорическое предложение: каждый из вас должен рассказать то, что больше всего потрясло его на «Кондоре». Чего, возможно, не сказал никому. О чем подумал, что это нужно забыть.

Сарнер сел. Рохан, после короткой внутренней борьбы, рассказал о кусках мыла, которые он нашел в ванной.

Потом встал Гралев. Под кипами разодранных карт и книг в помещениях было полно высохших экскрементов.

Кто-то рассказал о банке консервов, на которой остались следы зубов. Словно металл пытались разгрызть. Гаарба больше всего поразила мазня в бортовом журнале и упоминание о «мушках». Он не остановился на этом и продолжал: