Мутные воды Меконга - Карин Мюллер

Я откинулась на спинку со вздохом облегчения. Я была довольна. Мои собеседники – нет. Нам налили еще чаю.

В центр комнаты вышел почтенных лет старичок и принялся ходить взад-вперед, крепко сцепив руки за спиной. У него были короткая стрижка и напряженная, с легким уклоном вперед осанка, как у сержанта строевой подготовки. Он заявил, что все очень обеспокоены моим комфортом в путешествии. Смогу ли я спать в гамаке? Умею ли ездить на велосипеде? Не сморщится ли моя кожа под жарким солнцем Меконга? Всем известно, что американцы повсюду ездят на машинах. Вдруг мои ноги пройдут сто метров и превратятся в желе? Буду ли я есть местную пищу, даже самую простую деревенскую? А то еще опозорю своих проводников. Я кивала головой, как болванчик, а Там спешил подтвердить мой ответ.

Последний и самый важный вопрос: знаю ли я, как угодить моим проводникам? Да, это я уже успела выяснить.

Мне представили моих будущих попутчиков – оказалось, что они сидели с нами все это время. Обоим было по двадцать пять лет, и оба выглядели на восемнадцать. Фунг продемонстрировал дюйм фиолетовых десен, улыбнувшись, как фонарь из тыквы, и сверкнув золотым зубом, который торчал под таким углом, что нависал над нижней губой, даже когда рот был закрыт. Он произнес небольшую речь по-вьетнамски, рассекая воздух длинными накрашенными ногтями. Тяу был тем самым малым с лицом-тарелкой и носиком-кнопочкой. Он странно смеялся – как ныряльщик, которому в маску попала вода. Мы договорились встретиться в здании Союза на следующее утро, в пять часов. Я должна была принести деньги, а они – созвать прощальный комитет. Наконец-то все остались довольны.

Воздух был темным и тяжелым от угольной сажи. Улицы почти безлюдны, за исключением двух старых торговцев, присевших на корточки рядом с жаровнями. Они ворошили угольки, пока те не начинали излучать теплое красноватое сияние, и выкладывали на решетку хрустящую кукурузу. Каждый порог и проход укрывал человека или двух; иногда там спали целые семьи, прижавшись друг к другу, как ложки, защищаясь от предрассветного холода. Я проехала мимо стариков, присевших вдоль тротуара: они торопились завершить свой туалет, прежде чем наступит час пик и улицы наводнят толпы.

Ставни в штаб-квартире Союза молодежи была закрыты, внутри никого не было. Постепенно стали возникать неясные фигуры более дюжины молодых людей; наконец появился сам директор. Деньги передавались от одного к другому торопливо и украдкой; их несколько раз пересчитывали разные руки.

Когда осторожное солнце протянуло свои бледные пальцы через небосклон, мы выдвинулись единой колонной – одиннадцать юношей и я, окруженная коконом из велосипедов и мопедов.

Мой велосипед почти сразу начал жить своей жизнью. Пружина прорвалась сквозь пластиковую обивку сиденья и впилась мне в зад, точно штопор. Я, как могла, разгрузила свой скарб, привязав его низко к решетке, но заднее колесо все равно тряслось, как телеса жирной матроны. Отремонтированный Гуликом тормоз вернулся в первоначальное состояние на полпути с первого же маленького холма. Я с трудом вела велосипед по прямой, чтобы не задеть заботливых молодых людей, крутивших педали рядом. Похоже, они и не собирались разъезжаться. Мы маневрировали в уплотняющемся транспортном потоке как единое целое, масса размером с грузовик.

Ощетинившаяся арматура городских стройплощадок постепенно сменилась близко стоящими цементными или тростниковыми лачугами, затем и те резко исчезли – мы въехали в дельту Меконга.

Меконг! Жемчужно-белые надгробия, как зубы торчащие поверх густых всходов изумрудного риса, цветные пагоды с драконами на крыше, выпустившими когти в безоблачное голубое небо, и стаи пестрых уток, переплывающие с одного поля на другое, словно ручейки ртути. Это была идеальная прелюдия к путешествию по тропе Хошимина – три недели ездить на велосипеде от деревни к деревне, осваивая язык и знакомясь с местными жителями.

Фунг пристроился рядышком, сверкнув торчащим золотым зубом.

– Тыто вона? – спросил он.

Я задумалась на минутку, напрасно надеясь, что Тяу окажется тем из двоих, кто якобы должен говорить по-английски.

– Извините?

Фунг облизал зуб.

– Ты товона? Ты товонна? – повторил он погромче. И поясняя свой вопрос улыбкой, ослепительно сверкнул двумя дюймами десны.

Я улыбнулась в ответ. Я и вправду была довольна, счастлива до умопомрачения, колеся по бескрайним полям изумрудной зелени в дельте Меконга. Мои мечты сбылись.

Но через два часа я начала мечтать о дороге без ухабов, холодных напитках и тени. Мы притормозили у дорожной забегаловки с тележкой торговца супом у входа. Хозяин торопливо сдвинул столики, чтобы вместить нашу все множащуюся братию из четырнадцати человек.

Завтрак, несмотря на раннее утро включавший пиво и разные десерты, обошелся в невероятные пятьдесят долларов. Фунг многозначительно взглянул на мой кошелек. Я уже вручила ему десять долларов – именно столько мы договорились выделить на ежедневные расходы. Молча отсчитав деньги из резервной пачки вьетнамских донгов, я с облегчением наблюдала, как толпа мальцов взобралась на свои велосипеды, даже не потрудившись попрощаться, и двинулась обратно в город.

– Долго еще? – спросила я, потянув ноющие мышцы и кое-как взобравшись на свой сорокафунтовый драндулет.

– Двенадцать километров, – ответил Фунг, но вдруг задумался. – Сорок семь.

– Семьдесят два, – буркнул Тяу по-вьетнамски.

Двенадцать проехать легко, сорок семь уже труднее. Семьдесят два – это кошмар, однако Тяу явно не понял мой вопрос.

Мы двинулись с места. А вскоре наткнулись на шестидюймовый порог в усеянной булыжниками щебенке, и дорога превратилась в болото. Она не стала меньше похожа на дорогу. Просто в ней образовалось столько борозд и выступов, что ехать стало возможно лишь по велосипедной одноколейке, петлявшей между камнями. Время от времени тропинка и вовсе уходила в сторону, ныряя в солнечный садик или канаву. Фунг и Тяу вытаращили глаза от изумления, увидев, что мне вовсе не представляет труда вести велосипед через полосу препятствий, но вскоре у меня возникла более насущная проблема. Дорога превратилась в колею для двухколесного транспорта, и я быстро узнала единственное непреложное правило вьетнамского вождения по проселочным дорогам: размер имеет значение. Малые транспортные средства должны были уступать дорогу более крупным, всем без исключения. Учитывая незначительные размеры моей колесницы, я не представляла угрозы ни для кого больше курицы или невероятно трусливого поросенка. Я быстро научилась различать визгливый сигнал мопеда (ради них не стоило и сторониться), ржавый гудок вездесущих мотоциклов «Минск-125», хондовские клаксоны – редкий и вымирающий вид – и глубокий, вибрирующий рев автобуса, требующий немедленного повиновения. Я решила, что обязательно нужно купить автобусный гудок.