Мастер проклятий. Книга 2 - Матвей Курилкин

— Собственно, остался последний вопрос, — поморщился центурион. — Что делать с Драго. Прости, трибун, сам я не могу решить. Мы с ним не то, что друзья, но судить того, с кем так долго был знаком и не раз переламывал хлеб… Понимаю, что он мой подчиненный, но у нас не армия, да и… Не могу, в общем.

Пришлось еще раз пересказывать случай на почте. На меня опять смотрели с удивлением — похоже, Рубио не ожидал от меня такой жесткости.

— Забавно, — протянул старик, выслушав историю до конца. — Как быстро меняются люди. Месяц-то прошел интересно, с тех пор, когда ты отказывался стрелять в чистых первым? А теперь, смотрю, даже рука не дрогнула… Что там с совестью? Мучает? — полюбопытствовал Рубио.

Я промолчал — смысл отвечать на риторические вопросы? И нет, совесть меня не мучала. У почтамта был на взводе, едва держался на ногах от усталости, но не думаю, что поступил бы по-другому в спокойном состоянии. Не люблю бандитов и насильников.

— Да-да, все понятно, твой гастат превращается в настоящего солдата, — вклинился Северин. — Делать-то что будем?

— Да чего тут думать? Устроим трибунал, причем завтра же утром, пока все «военные» на месте. Показательный. Чтобы с защитником и обвинителем, как положено. Какой вердикт будет вынесен объяснять нужно?

— Судить ты будешь, и вердикт выносить тебе. Ты — трибун, — хмуро проворчал Северин.

— Ну и чего ты куксишься? — окрысился Мануэль. — Тебе нужно объяснить, почему все так? Мне тоже это не нравится. При других обстоятельствах из этого Драго, возможно, мог бы получиться дельный командир. Но мы его казним, и жестоко. Для того, чтобы такого было поменьше, и не пришлось эти казни устраивать каждую неделю.

— Понимаю я все, — махнул центурион. — И поддерживаю. Просто тошно. В общем, все, проехали. Нечего меня успокаивать.

— Ну слава богам, а то я уже думал, что одной сопливой девочкой в моем окружении стало больше. Вон, бери пример с мальчишки. Никаких сомнений в собственной правоте, никаких проблем с совестью. Идеальный тиран!

— Твоего мальчишку уже, между прочим, прозвали палачом, в курсе? — криво усмехнулся центрион. А подружку его — Головоотрывательница. Чудная парочка, правда?

— А вот это не очень хорошо, — нахмурился старик. — а, впрочем, пусть будет.

— Да уж, как в той истории про Джека — строителя мостов… — хмыкнул я.

— Что за Джек? — вяло заинтересовался Северин. — Не наше имя. Такие у норманнов встречаются. У тех, которые на Британике живут.

Рассказал им этот бородатый анекдот — мне не жалко. История имела успех — даже, кажется, настроение у собеседников слегка улучшилось.

В общем, поспать мне так и не удалось. Старик устроился в одном из кабинетов жандармерии, расстелил карту и целых два часа мучал меня составлением маршрутов для каждой из групп, а после этого еще три часа мы составляли команды. Адская работенка — опросить две сотни человек. Старик, такое ощущение, составлял психологический портрет на каждого — вопросы, касающиеся умений и опыта составляли едва ли половину от того, что интересовало Рубио. Его интересовало все — состав семьи, отношения с родителями, вера, наличие друзей, причины, по которым будущий рейдер оказался среди повстанцев и чуть ли не предпочтения в еде. Мне досталось составлять личные дела, и, надо сказать, как ни старался сокращать, к концу допроса, рука у меня чуть ли не отваливалась. Тем не менее, спустя семь часов адского труда команды оказались сформированы — правда, рейдеры об этом еще не знали, — маршруты для каждой группы составлены, и даже примерный список предложений по бартеру подготовлен. Есть шанс, что проблему с продовольствием решить получится в срок.

— Только имей ввиду — тебе по фермам ездить не придется. — Старик устало откинулся на кресло — мы как заняли кабинет капитана жандармерии, так до сих пор в нем и сидели. — Из всей нашей армии, ваша команда самая боеспособная и сработанная. Так что поедем договариваться с Бургасом. Дело небыстрое и опасное, но нужное. Ты помнишь, Северин говорил, что уже какие-то мосты навел… Хех, мостостроитель… Но ничего конкретного. Это нужно исправлять и срочно. Республика велика, и раскачиваться будет долго. Но когда начнет давить… В общем, мы должны быть готовы. Хотя если отправят легионы — нас ничего не спасет. Всю нашу шайку одним легионом снесут за неделю и даже устанут не сильно. Одна надежда, что легионы нужны на границах. И предупреди ребят — мы отправляемся не завтра, а послезавтра. Завтра отсыпаться и отдыхать будем, а то дедушка старенький, дедушке нагрузки противопоказаны. Да и твои красные глаза не позволяют надеяться на адекватность. Доменико, кстати, поедет с нами — он может оказаться полезным, так что найдешь его, и сообщишь. После этого можешь лечь куда-нибудь и затихнуть — смотреть без слез на твою осунувшуюся рожу становится все сложнее.

Это указание я с удовольствием выполнил. Доменико нашелся на своем заводе — парень тоже без дела не сидел. Новость о том, что послезавтра мы отправляемся в новое путешествие, кузен воспринял с небывалым энтузиазмом, тут же сообщил подчиненным, что дальше они будут справляться без него, и гостеприимно предложил свой кабинет для ночевки. Не в первый раз уже, так что я здесь чувствовал себя почти как дома.

А утром меня разбудили за час до восхода — пора присутствовать на трибунале. Северин накануне предложил место обвинителя мне. Я не горел желанием в этом участвовать, но не думаю, что мое мнение что-то бы изменило. Однако старик неожиданно меня в этом поддержал.

— Нечего мне из парня палача делать, и так вон уже прозвали! Он мне для другого нужен. Обвинителем возьми городского прокурора. Не прибили, надеюсь?

— Да кто ж его знает? — пожал тогда плечами центурион. — Ладно, поищем.

Я уже привычно подавил вспышку раздражения по отношению к Рубио. «Он мне для другого нужен». Палачом я себя не считал. Те твари получили по заслугам, моя вина только в том, что слишком поздно подоспел. Однако упорное желание старика вылепить из меня то ли народного героя, то ли лидера сопротивления неимоверно бесило. Я многим готов поступиться, ради мести чистым, но делать из меня куклу позволять не собираюсь. Сообщать об этом Мануэлю не стал — не нужно быть провидцем, чтобы угадать его реакцию. Покивает снисходительно, выдаст что-нибудь язвительное, и благополучно выкинет из головы «детский лепет юнца». Однако уже в который раз дал себе зарок — не вестись на манипуляции старика, если они будут идти в разрез с моими планами или принципами.

Позже выяснилось, что ни прокурора, ни судьи в городе нет — и вообще все руководство благополучно слиняло, еще до того, как повстанцы вошли в Памплону, так что и обвинителя, и защитника пришлось выбирать из мелких служащих магистрата. Но никто особенно не расстроился — Старику было важно соблюсти видимость законности. Собственно, после этого я уже начал надеяться, что мне не придется присутствовать на этом представлении. Напрасно. «На трибунале будут присутствовать все вставшие под ружье и любой желающий из гражданских» — такое распоряжение отдал Северин, и исключений никто делать не собирался.