Стану ему женой. Ребенок от монстра - Мария Устинова

мной? Или за киллером, который только что был у меня?

Глава 10

Перекинув Аню на другую руку, я поднялась, чуть не надорвав поясницу, и подхватила сумку. Дала себе отдышаться и бодро вывернула из-за угла.

Главное, не оглядываться.

Быстрым шагом я удалялась от гостиницы, ожидая, что в любой момент за мной бросятся следом. Прежде чем свернуть в переулок, я обернулась: мужчины в черном вышли на крыльцо.

Я скорее свернула на более оживленную улицу, нашла кафе и устроилась за столиком в глубине зала, посадив Аню на колени. Людей много — повезло. Дочка с любопытством оглянулась, заметила рыжебородого здоровяка слева и задорно улыбнулась. Пока она глазела по сторонам, я отрыла телефон на дне сумки и поискала поблизости гостиницы и комнаты внаем.

Нужно продержаться всего два дня.

Такого набора паспортов, как у Андрея, у меня нет, лишний раз светиться не хочется. Но если переезжать каждый день и мои данные никуда не внесут, вряд ли я чем-то рискую. Можно и просто соврать, что нет документов, и «доплатить за риск». Но этот способ тоже не казался надежным, когда я рассмотрела его внимательней: женщина с ребенком без документов могут вызвать подозрения. Как бы не вызвали полицию, решив, что дочку я украла, а мне эта круговерть ни к чему… Ане надоело сидеть на коленях и она попыталась спуститься.

— Ма-ма! — пискнула она, а когда я не пустила, забрыкалась и заревела, пока не подошла официантка.

— Кофе, — устало попросила я. — И ребенку сырники с джемом.

Та деловито записала и унеслась. Аня снова забрыкалась. Чувствуя себя выжатой, я отпустила и тут заметила, куда она стремилась: к разрисованной прозрачной стенке детской комнаты. Какое облегчение… Пока Аня изучала местные игрушки, мне успели принести кофе.

Я закрыла глаза.

Минутка отдыха, уютное кафе, кофейный аромат, возвращали в прошлое. Там все было просто и понятно, а самой большой проблемой казался несданный экзамен или случай, когда я попалась с дурью, пронесенной по просьбе подруги… Интересно, как Вита сейчас поживает. Наверное, у них все классно. Учится, скоро закончит и найдет работу, а мой бывший уже должен закончить, и родители должно быть подсуетились, чтобы обеспечить любимому птенчику теплое местечко…

Я всегда завидовала семейным.

Не приходится надрываться, всегда есть кому помочь, подставить плечо, поддержать… Наверное, голод по семье и теплу толкнули к нему, и я влюбилась, как дура, в первого, кто защитил.

В монстра.

У него все было: и деньги, и плечо надежное. Не было будущего. Я вздохнула и взглянула вокруг: посетители казались благополучными, и только я на их фоне проигрываю: родившая рано, без кола и двора, гражданская жена киллера… Мысли вновь вернулись к зеленоглазому стрелку. Почему он назвал меня женой Андрея?

Может быть, такой меня считают в их среде? Официальный брак не обязателен, достаточно иметь от него ребенка?

Поглядывая за дочкой одним глазом, я вернулась к старым поискам. Что-то рассказать о киллере могло только дело, в котором он засветился. Я нашла статью про Геннадия Александровича, и вновь рассмотрела фото.

Ну и при чем здесь я?

Я этих людей — двух убитых по краям, и бизнесмена в центре — не знаю. Андрей никогда про них не говорил. Зачем меня было впутывать? Найти имя единственного оставшегося в живых на снимке мужчины не составило труда.

Господин Глодов.

Долго жил за границей, написано: бизнесмен, инвестор, но чем конкретно занимается, неизвестно. Какой-то заграничный бизнес, несколько раз обанкротился, в молодости — аресты… Жил в разных городах и странах. Фамилия вдруг показалась знакомой. Где-то я ее слышала.

И тут нашла: его брат.

Я читала об этом, когда жила в Пекине. Первое время после отъезда ни о чем не могла думать, кроме Андрея. Ждала, он даст о себе знать, каждый день рылась в новостях, по крупицам отыскивая все, что хотя бы косвенно могло иметь к нему отношение…

Через четыре с половиной месяца после моего отъезда я нашла кое-что, что отдаленно касалось Андрея. Вместе с охраной был убит старик, на которого он работал. Это сделали люди из конкурирующей группировки, к которой когда-то и имел отношение брат Глодова, погибший несколько лет назад.

И что бы это значило?

На стол поставили тарелку с сырниками. Я принесла дочку из детской комнаты и вручила ей вилку.

— Не играй с едой, — пробормотала я, когда Аня начала восторженно размазывать джем.

— Да! — звонко ответила та, не прекращая безобразничать.

Ладно, лишь бы тихо сидела.

Я продолжила рассматривать снимок, пытаясь найти незамеченные ранее детали. Не то чтобы что-то подозревала, скорее это привычка, глаз художника.

Геннадий Александрович улыбается, на руке дорогущие часы. Интересно, почему это фото было у него в кабинете? На стеллажах стояли только снимки с важных встреч, триумфальных моментов. Просто так такое на полку не ставят.

Значит, это не просто встреча друзей. На фото запечатлена важная веха их жизни.

Я изучила фото с удвоенным вниманием, и заметила кое-что, чего раньше не видела.

Фото обрезано.

Аккуратно, с двух сторон.

С той стороны, где стоял Геннадий Александрович, не хватало человека. В кадр попал край рукава, почти незаметный на фоне пиджака гендиректора. Костюмы были практически одного цвета. С другой стороны снимок, видимо, обрезали для симметрии.

— Интересно… Кто это?

Снимок был точь-в-точь, как в кабинете. Кого же отрезали с этого праздника жизни?

Аня окончательно расковыряла сырник, съела половину, второй пришлось доедать мне. Несмотря на усталость и капризы дочки, уходить не хотелось. Среди людей я чувствовала себя в безопасности.

Дочка перемазалась джемом, и я наклонилась, вытирая мордашку салфеткой, а когда подняла глаза, чуть не рухнула под стол. За окном кафе бдительно оглядывался мужчина в черном костюме.

Они не отстали.

Удостоверившись, что того, кто им нужен, нет в гостинице, начали обшаривать прилегающие улицы. Подхватив возразившую ревом дочку под мышку, я вместе с сумкой метнулась в туалет, пока они не догадались обшарить кафе.

В кабинке я поставила Аню на влажный кафель, а сама села на унитаз.

В Пекине сейчас ночь, мне жаль его будить, но больше не у кого спросить совета!

— Меня преследуют, — прошептала я, когда в трубке раздался заспанный голос Каца. В груди возник холодный спазм, словно ужас происходящего стал осязаем после того, как я произнесла это вслух. — Я убежала из гостиницы, сижу в кафе, эти люди обходят улицы.

— Не выходите, — сразу же сказал он. — Вызовите полицию и скажите, что вас преследуют.

— Я боюсь…

— Вам нечего