Амальгама - Владимир Торин

Боль в пояснице отпустила. Сталин неспешно встал и поплелся в кабинет – припомнилось, что он так и не позвонил в Свердловск, хотя собирался. Зайдя к себе в кабинет, он мельком бросил взгляд в сторону зеркала и… обомлел от неожиданности. Оказывается, пока он лежал на печи, оно неожиданно… «заработало».

Да, да, именно заработало – это он понял сразу. На мутноватой поверхности уже ничего не отражалось – ни он сам, ни интерьер его кабинета. Только рябь, отчего-то показавшаяся ему зловещей.

С непривычной для себя торопливостью он метнулся к столу, не желая зря тратить время, сорвал телефонную ручку с аппарата, но затем спохватился. Кому звонить? Берии? А кто он такой? Да, умница, каких мало, но не специалист в таких вопросах, такой же дилетант, как и сам Сталин. И другого специалиста, помимо исчезнувшего невесть где дореволюционного историка, у него нет.

И еще одно. Лаврентий сейчас уже наверняка доехал до своего потаенного, скрытого за высоким забором, большого дома на Садово-Кудринской. Где гарантия, что за то время, пока он будет возвращаться обратно в Кунцево, зеркало по-прежнему будет оставаться таким же?..

Принимать скоропалительные решения Сталин терпеть не мог, но сейчас настал тот момент, когда любое промедление было чревато. Значит, требовался доброволец.

Он торопливо накинул на себя широкий овчинный тулуп и вышел на улицу. Было безветренно, но мороз, кажется, еще больше усилился. Сдерживая сам себя, он неспешно пошел в обход дачи. Темная фигура охранника с винтовкой за плечами выросла перед ним как из-под земли. От неожиданности Сталин вздрогнул и раздражительно спросил:

– Ты кто?

– Красноармеец…

Рапорт охранника Сталин не слушал, зафиксировав лишь имя и фамилию: Петр Шеломов. Они показались знакомыми. Ах да, он же совсем недавно слышал их, лежа на русской печи. Получалось, это тот самый, который плакался на жизнь, горевал по поводу гибели своей матери, убитой в прошлом месяце, и сокрушался о неизвестной судьбе своей жены и сына.

– До сих пор ничего не известно о семье? – спросил он, сохраняя видимость неспешности и добродушия.

– Никак нет! – удивленно отрапортовал Шеломов.

– Ничего, – ободрил его Сталин. – Сейчас всем плохо, всей Советской стране, а не только твоей жене и сыну.

– Хорошо бы, – вздохнул Шеломов и ошарашенно уставился на Сталина. – А откуда вы…

– Товарищ Сталин обязан все знать о советских людях, которые избрали его своим руководителем, – поучительно и чуть самодовольно ответил Иосиф Виссарионович, назидательно подняв вверх указательный палец. – Я уже дал поручение соответствующим органам, так что, полагаю, скоро найдутся и твоя жена Анна, и сын Генка. – И он, не выдержав, чуточку усмехнулся – уж очень забавно выглядело лицо окончательно обалдевшего красноармейца.

– Однако забота о семье не должна отвлекать от служебных обязанностей, которые вы, товарищ солдат, сейчас выполняете.

– Так точно! – встрепенувшись, громко заорал Шеломов.

– Очень хорошо, – кивнул Сталин. – Тогда ступайте в караульное помещение и предупредите начальника, чтобы он поставил на ваш пост другого человека, а сами немедленно явитесь ко мне в кабинет. Знаете, где он?

– Никак нет! – вновь завопил Шеломов.

Сталин поморщился – терпеть не мог громких голосов. Разве что во время военных парадов, но тут уж деваться некуда. Однако замечания делать не стал – не до того.

– Тогда скажите начальнику дежурной смены, чтобы он вам указал дорогу, – наставительно произнес Сталин и на всякий случай уточнил: – Времени вам на все – пять минут. Все, – и, не дожидаясь очередного бравого ответа, развернувшись, поспешил обратно.

Торопливо вернувшись в кабинет, он облегченно перевел дыхание – зеркало продолжало работать. Вот только теперь ряби на его поверхности не было видно, как, собственно, и самой поверхности. Все зеркало, включая и деревянную раму, было окутано неким дымом, по виду больше всего напоминавшим туман. Отличие от обычного тумана было лишь в том, что этот чуточку искрился. Искорки были хаотичные, яркие, весело вспыхивающие и тут же гаснущие.

Некоторое время вождь смотрел на зеркало, не в силах оторваться от завораживающей картины, и лишь негромкое покашливание за спиной вывело его из столбняка. Сталин обернулся. Позади стояли бывший часовой и начальник караула. Доложить о выполнении приказа никто из них не успел. Сталин еще раз внимательно посмотрел на красноармейца, которому сама судьба предопределила пройти неведомое испытание. Ничего особенного во внешнем виде красноармейца не было: небольшого роста, с длинным носом, какими-то блеклыми серенькими глазками и незапоминающимся лицом, Шеломов этот впечатления, прямо скажем, не производил. «Кого попало берут охранять главу Советского государства», – раздраженно подумал Сталин, и, попутно решив позже высказать все это начальнику охраны генералу Власику, решительно подошел к робеющему красноармейцу.

Инструктаж солдата был краток, ибо следовало торопиться – неизвестно, сколько времени есть в запасе. Сказал лишь главное: ничего не бояться и по возможности как можно скорее вернуться обратно, где бы тот ни оказался. В самом крайнем случае, если он не увидит возможности вернуться, надлежало сообщить о себе. Ну и предупредил о секретности: никому о том, что увидит и услышит, ни слова, пока не появится у него. Подумав, добавил исключение: Берия (все равно тот знает основное) или сотрудник НКВД по рангу не ниже старшего майора.

Остальное произошло в точности как с исчезнувшим историком, во всяком случае, как рассказывали о том на многочисленных допросах его помощники. Разве что намного быстрее, поскольку ничего не подозревающий Шеломов особо не колебался и хладнокровно шагнул в дым, после чего мгновенно исчез. Словно испарился. И тут же, вместе с испарившимся Петром, пропал и дым. Бесследно, словно его и не было вовсе.

Сталин вытер испарину со лба и угрюмо уставился на свое отражение в зеркале.

– И сколько мне теперь ждать? – спросил он то ли у зеркала, то ли у самого себя. Но и зеркало, и отражение главы Советского Союза молчало. У двери столбенел начальник караула. Рассеянно посмотрев на растерявшегося майора, Сталин шагнул к своему столу, снял трубку телефона и, дождавшись, когда его соединят с нужным абонентом, глухо произнес:

– Не спишь, Лаврентий? Это хорошо. Приезжай срочно.

…Впоследствии сам Сталин, сколько ни припоминал, как ему удалось оживить древний артефакт, какой узор на раме зеркала и с какой силой он нажимал, «включить» его заново так и не смог. Ни разу. Да и красноармейца Шеломова в своей жизни Иосиф Виссарионович больше никогда не видел. Пропал солдат, как в воду канул.

А вот неверие Жукова в то, что Москву удастся отстоять, Иосиф Виссарионович не забыл и не простил. Поэтому, когда в самом начале января Сталин подписывал наградные списки отличившихся при обороне Москвы, Жуков в них не попал. Ни в один. Ему не досталось ни ордена Ленина, как Власову или Рокоссовскому, ни ордена Боевого Красного Знамени, которым Верховный главнокомандующий удостоил многих других полководцев, ни даже Красной Звезды.