Пленники Зоны. Смерти вопреки - Сергей Коротков

Снаружи, судя по шагам, прошли еще двое, тихо переговариваясь. Брякнули в конце коридора прикладом об косяк и затихли.

– Не наши. Охламоны какие-то. Чужие, короче, – шепнул Тагил.

– Ты, смотрю, прям провидец! – фыркнул Хокс.

– Он такой! – ляпнула Герда, но поняла, что не тем тоном, каким надо бы, и добавила жестче и суше: – Везде нос сует, слово вставит, всезнайку строит.

– Ого. Ты, блонди, меня с Котом не попутала? – хмыкнул сталкер.

– Чего-о? – отозвался тот.

– Может, помолчим, а? – цыкнул Вовка. – Базар устроили тут.

Так и торчали еще полчаса. Пока солдаты и военсталы занимали места в здании, искали топливо для костра и лазили в поисках наживы.

Вскоре за дверью, где прятались горе-путешественники, раздался голос, читающий вслух полустертую надпись на двери:

– Ор. жейная комна… Нач Вэ Пэ, майор Бурдейный Гэ Вэ. Пипец, как в школе снова очутился. Ха. Че тут у нас внутри? Блин, греметь-то не айс! Втихую бы.

В замочной скважине заскрежетало лезвие ножа. Редкий тихий мат, нервозность и тщетные усилия чужака говорили о том, что он тут один, торопится и не ахти какой умелец по вскрытию замков. Из чего сталкер сделал вывод, что это не бандит, не «Бастион» и не какой-то армейский уставник. Сленг и междометия выдавали в нем анархиста или вольного сталкера.

«Блин, и мочить-то несподручно, если сталкер! – подумал Тагил, ощущая холод стали в ладони. Нож ему сунула Герда. – Вот так расклад! Баба хочет, чтоб я опять показал свои финты с клинком. Да и Хокса заодно впечатлим. Лады. Хотите цирк? Будет вам зрелище!».

Сталкер прикоснулся к блондинке, дав понять, чтобы она передвинулась. Они поменялись местами. Тагил замер, обдумывая и взвешивая еще раз последствия своих предстоящих действий, собрался и левой рукой аккуратно и тихо убрал щеколду на замке.

– Опачки, сунул я Верке в попочку! – довольно пробубнил снаружи непрошеный гость и легонько приоткрыл дверь.

Крепкая рука из темноты схватила его за горло, большим пальцем сдавив кадык, и увлекла внутрь комнаты. Дверь скрипнула и закрылась.

Снова наступила тишина.

* * *

Вся группа особого назначения собралась в коридоре общежития и внимательно слушала диалог Истребителя и глуховатого Перча. Пепловец хаотично и сумбурно рассказывал новости последних двух дней, изредка отвлекаясь на наводящие вопросы майора спецназа. Это чем-то походило на допрос, только без пристрастия. Никита спрашивал, боец в черно-красной униформе отвечал. Иногда ему подсказывал лежащий рядом Хазар, над ногами которого трудился капитан Полозков. Военврач иногда бросал на командира красноречивые косые взгляды, не нуждающиеся в пояснении их смысла – что дело у пепловца дрянь и мало чем ему можно помочь.

Майор слушал Перча, говорил с ним, а сам лихорадочно соображал. «Что предпринять дальше? Какой вариант выбрать? Кем воевать, кем можно пожертвовать, а кого приберечь? Что делать с пепловцами? Какие силы в искомом квартале? Кто союзники, и где они? Кто конкретные враги, а кто скрытые? Если там, в горах Чечни и Ингушетии, все было предельно ясно, где друг, где враг, то здесь, в Зоне, границы между злом и добром размыты, стерты или вообще отсутствуют. Вроде и люди есть, и при этом неплохие, проверенные. И оружия пока всласть. И предателя вскрыли как гнойный фурункул под грязным солдатским воротничком. Надо же, Мешков! Вот сучара! Кто бы мог подумать? Но об этом опосля. Что говорит этот контуженный пепловец? Выброс? Скоро будет Выброс? Атас. Еще в ушах звенит от недавно прошедшей Вспышки, а тут уже новый катаклизм обозначается?! Звиздец».

– Наши вернутся, скажут, чего там и как, – закончил Перч и пригубил фляжку.

– Так. Ясно-о. Что ничего не ясно. Отдыхай, боец. Орк, Аперкорт. Застолбите южную часть общаги. Разведка квада оттуда пойдет. Встреть их, Аперкорт. Иначе бес попутает, с испугу шандарахнут по нам, приняв за захватчиков. Аккуратно там, Орк. Нежней.

– Е-е-сть, командир! – осклабился здоровяк, мягко подтолкнул Аперкорта, и они скрылись за углом коридора.

– Холод. Что там у тебя? – шепнул Никита в усик гарнитуры связи.

– Холодно. Бдю.

– Бди, бди, хлопец! – Истребитель улыбнулся и обратился к другому бойцу. – Пыть-Ях, у тебя как?

– Чисто. Отдельные мутанты, но на откате.

– Хорошо. Молорик, Пыть-Ях. Связь нормалек. Не подкачал.

– Никит, народ устал. Может привал? – обратился к командиру Корсар, оторвавшись от тихого переговора с Горбокоником.

– Привал разрешаю. Всем час отдыха. Не разбредаться и не шуметь. В окнах не светимся. Костер не разжигать. На посту те же самые. Через полчаса, Димон, сменишь Пыть-Яха, Полкан – Холода. Ясно?

– Да.

– Есть.

– Док, на тебе раненые. Давай лечи их, колдуй, что хочешь делай, хоть обряды шаманские, но людей поставь на ноги. Анжел, помоги ему, если что.

– Хорошо, командир.

– Бродяга, не в службу, а в дружбу. Сваргань пожрать чего. Пайки вон в том РД. И окорок от Егеря в ход пускай, а то скоро завоняет. Не пропадать же кабаньему мясцу!

– Сделаем. Ноу проблэм.

Никита не поленился лично обойти каждого раненого, хотя сам валился с ног от усталости и сонливости, резко напавшей после всплеска адреналина у моста в Лунинске и от встречи с военным отрядом «НовоАльянса». «Лоханулись, конечно, там! Непростительно. А если бы голимый противник, то положили бы начисто друг друга. Ладно, нейтралы! Там отбрехались, загрузили их, раскатали вату. Те и повелись. Нейтралы, епрст. Для кого? Мы для них или они для нас?».

Оба «янтаря», лучшие лечебные средства военной медицины и, в общем-то, не слишком серьезные травмы – все это позволило раненым быстро и успешное выздороветь. Ожоги Тротила, нога Козуба, рука Баллона, кисть Полкана, живот Бродяги после операции, пробитое плечо Горбоконика и понос Родео не шли ни в какое сравнение с перебитыми конечностями пепловца. Хазар потерял много крови, задеты были кости и сухожилия, да еще и из двух пуль военврач смог вынуть только одну. Все-таки не операционный стол в больнице имени Бурденко!

Пепловец умирал. И даже волшебный «янтарь», помещенный на ноги, не справлялся с потерей крови и осколками костей в ранах. Перевязки и жгуты только оттягивали неминуемый конец.

Перч сидел рядом, держал его руку в своей и пошатывался, что-то бурча под нос. Полозков встал, отошел, промокнул лицо рукавом и отрицательно покачал головой. Никита тяжело вздохнул.

Кто он ему, этот незнакомый боец? Никто. Но от умирающего человека, судя по всему, неплохого солдата и мужика, которому не удалось оказать помощь, казалось, исходили незримые волны, и каждый присутствующий здесь их почувствовал. И каждый понимал, что на его месте мог бы оказаться любой из них. Вот таким образом, у ног бессильных товарищей.