Если в сердце живет любовь - Люси Бродбент

— «Дочери без матери» отлично стартовали, — обращается Джейми к Кэмерону. — Многообещающее начало.

— Да-да, фильм отличный, — тут же соглашаются все. Кэмерон изящно воздевает руки и склоняет голову.

Красивая поза призвана изобразить признательность и скромность.

— А все потому, что сценарий просто великолепен, — замечает Джасмин.

Отлично помню, как в разговоре с Адамом она разнесла работу несчастного сценариста в пух и прах — правда, было это еще до начала съемок.

Джасмин тридцать с небольшим, но платье невероятно ее старит. Может быть, предложить помощь в шопинге? Кроме того, начиная говорить, она закрывает глаза, чем привлекает внимание к огромным комкам туши на ресницах. У-у-у! При всем при этом она милая девочка: неглупая, воспитанная. Можно сказать, начитанная. Просто надо немного поработать над внешним видом.

— Я всегда говорю: хороший сценарий — верная гарантия хорошего фильма. Это уж точно, — авторитетно заявляет она под одобрительные кивки присутствующих.

— Никогда еще не с-слышал такой ер-ерунды, — внезапно возражает Адам. Выпад настолько неожиданный, что я с трудом скрываю шок. Смотрю на мужа и вижу, что он мучительно покраснел. В разговоре со мной Адам порой грубит, но на людях еще ни разу не позволял себе ничего лишнего. — М-масса хороших сценариев превращается в п-плохие фильмы.

Заикание становится почти болезненным. Интересно, что его взволновало?

— Ну, знаешь, такое случается редко, — невозмутимо возражает Джасмин и снова закрывает глаза.

Ах, эту тушь необходимо срочно убрать!

— Ч-чушь! С-сплошь и р-рядом… — Адам начинает с трудом перечислять, почти выплевывать названия. Что с ним? Обычно он так сдержан и воспитан. — Хорошие с-сценарии то и дело с-становятся же-жертвами п-плохих ре-режиссеров. — Завершающая фраза монолога дается с невероятным усилием.

Наступает долгое неловкое молчание. Ой, до чего же неприятно!

Что случилось? И вдруг внезапно приходит озарение: оказывается, возле бара стоит Бретт Эллис и в упор смотрит на наш стол. Чувствую, как катастрофически краснею. Какого черта делает здесь этот тип?

В девять лет я в полной мере осознала все преимущества обладания знаменитыми родителями. Речь идет об обслуживании номеров. Мы остановились в нью-йоркском отеле «Плаза». Папа выступал в Мэдисон-сквер-гарден — в рамках длительного концертного тура, из-за которого он отсутствовал несколько месяцев. И поэтому мы полетели к нему вместе с Бетти и на неделю остановились на двадцатом этаже, в королевских апартаментах с террасой.

К сожалению, когда мы с Эшли ворвались в номер в нетерпеливом ожидании родительских объятий, ни папы, ни мамы на месте не оказалось. Лидия плелась следом, как всегда, изрядно отставая. Она росла трудным подростком и не желала участвовать в семейных радостях. Вскоре Бетти велела нам смотреть телевизор и вести себя тихо, потому что ей надо было отыскать свою комнату. Мы остались втроем, а по телевизору не показывали ничего интересного. Единственным доступным развлечением оставался телефон.

Эшли снял трубку.

— Обслуживание номеров? Три сливочных мороженых в королевские апартаменты с террасой, — уверенно произнес он. Вряд ли брат надеялся, что кто-то его услышит, — просто видел в кино, что так бывает. Но не успел он положить трубку, как раздался стук в дверь и, словно по волшебству, появились три огромных сливочных мороженых. Просто чудо какое-то!

Лидия оживилась и захотела повторить фокус.

— Обслуживание номеров? Бутылку шампанского, пожалуйста. — Она помолчала, пытаясь придумать что-нибудь совсем страшное. Мы с Эшли с трудом сдерживали смех. — И бутылку текилы.

Полный триумф. Все в бурном восторге. Настала моя очередь.

— Обслуживание номеров? Нам бы хотелось получить пиццу. Самую большую пиццу, несколько гамбургеров, хот-догов и претцелей. Да, и еще, пожалуйста, побольше маршмэллоу на десерт.

Все складывалось просто гениально. В апартаментах стояли длинные свечи в изящных подсвечниках: поджарить на них маршмэллоу не составляло труда. Еда явилась тотчас, на огромных серебряных блюдах. Мы набросились с жадностью. Зажгли свечи и поджарили маршмэллоу, не обращая внимания на капли воска и сахарного сиропа на дорогом ковре. Открыли бутылку шампанского и принялись пить прямо из горлышка, обильно орошая многострадальный ковер. Как это делается, мы отлично знали, поскольку миллион раз наблюдали папины вечеринки. Мы ели, пили, рыгали, пукали, снова ели и снова пили. Кидались хот-догами и претцелями. Бросали с двадцатого этажа куски пиццы, пытаясь превратить их в летающие тарелки, и с интересом наблюдали, как «инопланетяне» приземляются на асфальт Пятьдесят восьмой улицы. Потом начали выбрасывать и хот-доги. Булки с сосисками падали на прохожих, и те отчаянно пугались. Снова пили шампанское. Эшли вырвало — тоже на ковер. Мы позвонили еще раз и заказали новую партию еды. Каждый загадал, когда исполнят заказ: своего рода азартная игра. И в этот момент пришли мама с папой.

Ярость на мамином лице подсказала, что пора спасаться бегством. Мы с Лидией спрятались в шкаф, а бедняга Эшли оказался слишком пьян и не смог сдвинуться с места. Из шкафа мы слышали громкую пощечину, которую отвесила ему мама.

Родители считали себя поборниками строжайшей дисциплины. Почему-то им казалось, что наказаниями можно уравновесить безумства жизни в шоу-бизнесе. Но разве твердая рука способна восполнить постоянное отсутствие мамы и папы? Сейчас уже не помню, как именно нас наказали, но само событие прочно вошло в сознание ощущением страшного одиночества и заброшенности. Родители так и не поняли, что мы просто отчаянно ждали их возвращения.

Такого природного освещения, как в южной Калифорнии, нет больше ни в одной точке земного шара. Потому-то здесь и снимают кино. Особенно красиво весной, когда солнце еще не успевает подняться на диктаторскую высоту, которой достигает в летние месяцы. Оно светит сбоку, чуть смущенно. Длинные косые лучи рождают причудливые тени и смягчают краски. Больше всего люблю утро: все вокруг кажется розовым, а пальмы сверкают первозданной чистотой и свежестью. Приятно, уютно и интересно сидеть в постели, не спеша потягивать кофе (желательно с кофеином, хотя упорно стараюсь окончательно от него отказаться) и смотреть, как неуловимо меняется утреннее небо.

Но сегодня не до ритуалов. И секса тоже не предвидится — ни запланированного, ни вообще какого бы то ни было. Адам все еще злится. Промолчал всю обратную дорогу из «Хилтона», а ночь мы провели, избегая случайных прикосновений — каждый на своем конце постели. Встал он очень рано и ушел вниз еще до того, как я проснулась.

— Пожалуйста, Адам, не сердись! — умоляю, поймав грозного мужа в кухне. Еще даже не успела переодеться: стою в пеньюаре. — Понятия не имела, что Бретт придет.

— Тогда зачем же соврала? — сурово спрашивает он. Значит, все-таки слышал неосторожную реплику Стивена. О Господи! На лице застыло выражение боли. Уголки губ опустились. — Вчера разоделась в пух и прах, а все потому, что готовилась к встрече с Эллисом. Ну, а мне ничего не сказала.