Форрест Гамп - Уинстон Грум

И вот тогда-то меня и ранило, и мне еще повезло, так как ранило меня в задницу. Я даже этого не припомню, такая была суматоха, что не помню, что произошло. Стало так страшно, что я бросил пулемет, потому что не мог стрелять, спрятался куда-то за дерево, свернулся в клубок и заплакал. Баббы больше нет, лодки для ловли креветок тоже нет, а ведь он был моим единственным другом — кроме разве Дженни Керран, да и той я все время вредил. И если бы не моя мамочка, я прямо там бы и помер — не знаю уж, от старости или от чего-то другого.

Но через какое-то время начала прибывать помощь на вертолетах, и мне кажется, что напалмовые бомбы все-таки напугали косоглазых. Они поняли, наверно, что уж если наша армия так обращается со своими парнями, то уж с НИМИ-ТО точно никто не будет церемониться.

И вот они забрали раненых, а потом появился сержант Кранц — волосы у него обгорели, одежда сгорела, вид был такой, словно им выстрелили из пушки.

Он сказал:

— Гамп, сегодня ты действовал очень хорошо.

А потом спросил меня, не хочу ли я закурить сигарету?

Я сказал, что не дымлю, и он кивнул:

— Гамп, ты не самый умный из парней, что я видел, зато ты чертовски хороший солдат. Хотел бы я, чтобы у меня была сотня таких, как ты!

Он спросил меня, болит ли рана, и я ответил, что нет, хотя это была неправда.

— Гамп, — сказал он, — тебя ведь отправят домой, понимаешь?

Я спросил его, а где Бабба, и он как-то странно на меня посмотрел.

— Он отправился прямо туда, — сказал он. А я спросил, не могу ли я лететь на том же вертолете, что и Бабба, но сержант Кранц сказал, что его повезут последним, так как он мертв.

Они укололи меня большой иглой, с какой-то дрянью, от которой стало легче. Последнее, что я помню, это то, что я схватил сержанта Кранца за руку и сказал ему:

— Я никогда ничего не просил, но не могли бы вы обещать мне, что лично погрузите Баббу на вертолет и точно привезете его назад?

— Конечно, Гамп, — сказал он. — Черт побери — да уж теперь-то мы можем устроить его хоть первым классом!

Я провалялся в госпитале Дананга два месяца. Не так уж много для госпиталя: там мы спали под сетками от москитов, деревянный пол чисто мыли дважды в день, в общем, от такого жилища я давно отвык.

И должен вам сказать, что там были люди, раненые гораздо сильнее, чем я — у некоторых бедняг были не было рук, ног, кистей и ступней, и Бог знает чего еще. Некоторым пули попали в живот, грудь или в лицо, а по ночам палата напоминала камеру пыток, потому что ребята плакали, стонали, рычали и звали своих мамочек.

Рядом со мной лежал парень по имени Дэн, он горел в танке. Кожа у него была обожжена повсюду и из него торчали разные трубки, но я никогда не слышал, чтобы он кричал. Он говорил со мной совершенно спокойно, и через пару дней мы подружились. Дэн был из Коннектикута и преподавал там историю, пока его не загребли в армию и не отправили во Вьетнам. Он был такой умный, что его послали на офицерские курсы и сделали лейтенантом. Я был знаком со многими лейтенантами, но все они были такими же простыми парнями, как я, а Дэн был совсем другой.

У него была своя теория относительно того, что мы тут делаем — что-то вроде того, что это зло с благими целями, или наоборот, но так или иначе, мы делали не то. Как танковый офицер, он считал, что не дело воевать танками в местности, где большинство территории — болота или горы. Я же рассказал ему о Баббе и прочем, и он кивнул головой и грустно сказал, что пока это дело не кончится, погибнет еще немало таких, как Бабба.

Примерно через неделю, они перевели меня в другую часть госпиталя, куда помещали тех, у кого дела шли хорошо, но я каждый день приходил в интенсивную терапию, повидаться с Дэном. Я играл ему на гармонике, и ему нравилось. Моя мама прислала мне коробку с батончиками Херши, и они дошли до меня как раз в госпитале, и я хотел поделиться с ними с Дэном, но ничего не вышло, так как они разрешали ему есть только через трубки.

Мне кажется, что эти разговоры с Дэном сильно повлияли на меня. Я знаю, что мне не по силам изобрести свою теорию, потому что я идиот. А может быть, дело в том, что просто никто не хотел тратить время на разговоры со мной. По теории Дэна выходило, что все, что с нами происходит, что бы это ни было — это все происходит в соответствии с природными законами, которые управляют всем миром. Теория была слишком сложная, но суть я понял и это изменило все мои представления о мире.

Ведь всю жизнь до этого я ни черта не понимал в происходящем. Что-то случалось со мной, потом еще что-то, потом еще — и я не видел в этом никакого смысла. Но Дэн объяснил мне, что все это — часть одного большого плана, и наше дело — понять, в чем этот план, и найти свое место в нем. После того, как я это узнал, окружающее стало для меня гораздо понятнее.

За это время мне стало гораздо легче, и моя задница поправилась. Врач сказал, что на мне все заживает, «как на собаке» или что-то в этом духе. В госпитале у них была комната для отдыха, как-то я забрел туда, а там двое парней играли в пинг-понг. Некоторое время я смотрел на них, а потом попросил дать поиграть. Несколько первых мячей я пропустил, но потом как от нечего делать обыграл обоих парней.

— Ну и скор ты для такого великана, — сказал один из них. Я только кивнул в ответ. Потом я каждый день играл в пинг-понг, и неплохо научился играть, можете мне поверить.

Днем я навещал Дэна, а по утрам был свободен, и они разрешали мне делать все, что угодно. Для таких парней, как я, был специальный автобус, он отвозил нас в город, чтобы мы могли купить всякой хрени в лавчонках косоглазых в Дананге. Но мне это было ни к чему, поэтому я просто разгуливал и наслаждался пейзажами.

Около берега был рынок, на нем продавали рыбу и креветок. Я купил там креветок, и госпитальный повар сварил их для меня. Креветки были очень вкусные и я хотел, чтобы Дэн тоже их попробовал, но он сказал, что разве только мне удастся растолочь их и пустить по трубке. Он сказал, что попросит медсестру сделать это, только я понял, что он просто шутит.

В ту ночь я лежал на своей койке и думал о Баббе — как он любил креветок и как ему хотелось завести лодку. Бедняга Бабба! Назавтра я спросил Дэна, неужели, когда убили Баббу, это тоже соответствует чертову закону природы. Он ответил так:

— Должен сказать тебе, Форрест, что эти законы не всегда приятны для нас. Но все-таки, это законы. Например, когда в джунглях мартышка попадается в лапы тигру, то это плохо для мартышки, но хорошо для тигра. Так вот обстоит дело.

Через пару дней я снова пошел на рынок, и там был один косоглазый с целым мешком креветок. Я спросил его, где он взял столько креветок, и он стал что-то бормотать, потому, что не понимал английского. Тогда я начал говорить при помощи языка жестов, как индейцы, и через некоторое время он меня понял и сделал знак, чтобы я шел за ним. Сначала я немного боялся, но потом увидел, как он улыбается, и пошел за ним.