Долги Нейтралов. Том 1 - Дмитрий Янтарный

Несколько часов спустя в дверь комнаты Сарефа постучались. Все его спутники по его же просьбы ушли погулять. Даже Кейя, которая после этой встречи словно немного смягчилась, не стала спорить.

— Войдите, — разрешил Сареф. В комнату вошла Мимси, причём в одном из своих любимых каштаново-золотистых платьев, которое она всегда надевала при поездке в город или прибытии в поместье клана важных гостей. И хотя это выглядело очень мило и трогательно, Сареф понимал, что не стоит поддаваться ностальгии столь беззаветно. Он уже достаточно повзрослел, чтобы понимать, что даже если Мимси его до сих пор и любит, наверняка есть многие вещи, о которых она предпочла бы умолчать. Но Сареф должен был знать всю правду. Потому что до сих пор на Мимси сходилось слишком много точек.

— Ещё раз здравствуй, воробушек, — она подошла к нему и чуть приобняла его, после чего села в кресло рядом, — знаешь… после всего того, что случилось, я больше всего хотела снова увидеть тебя… и одновременно больше всего боялась этого.

— Понимаю, — осторожно кивнул Сареф, решив не давить на Мимси сразу всем своим интеллектом, — если бы мой ребёнок совершил предательство ради меня — я даже не знаю, что и думал бы после такого.

— Прежде всего, Сареф — я ни в коем случае не оправдываю свою дочь. То, что она сделала — ужасно. Единожды преданное доверие тяжким клеймом ложится на твоё лицо, и почти никто никогда после этого тебе больше не поверит. И всё же, Сареф, прошу понять меня. Я — её мать. И даже если она предаст всю Систему, я всё равно буду продолжать любить её. И потому я… я знаю, что прошу о невозможном, но я прошу тебя простить её.

Попытка Уговоров… Провал.

— Я скажу тебе то же, что всегда говорил на это другим, — ровно ответил Сареф, не обращая внимания на её Убеждение, — я не стану специально бегать по Системе и мстить ей. И даже если я встречу её случайно, мы, скорее всего, разойдёмся мирно. Но я больше никогда ей не поверю, никогда не позволю следовать за собой и никогда не протяну руку помощи. Для меня это вопрос моего самоуважения.

Мимси в ответ на это лишь с печальной улыбкой на него посмотрела.

— Что не так? — подозрительно спросил Сареф.

— Замечательная техника переговоров, Сареф. Пойти на единственный компромисс и тут же вбить в него гвоздь, показывая, что он — первый и последний. Без иронии тебе это говорю. Адейро, когда только-только стал главой клана, торговался примерно так же.

— Надеюсь, ты понимаешь, что это сравнение меня ни разу не порадовало? — хмуро спросил Сареф.

— К сожалению, воробушек, это не вопрос твоей радости, это неоспоримый факт. Твоим воспитанием занимался Адейро, не лично, но главным образом. Поэтому в тебе так или иначе будут проявляться его черты. Но не обязательно эти черты должны быть плохими. Да, Адейро был бездушной сволочью, и он легко жертвовал ради общего блага счастьем отдельно взятых людей. Но при этом он всё-таки был не таким уж плохим управленцем. Так что если ты, Сареф, переймёшь его управленческие качества… Но при этом не откажешься от собственных морали и сострадания — из тебя выйдет куда более лучший человек, чем получился из Адейро.

— На Состязаниях я встречался с Линой ещё раз, — продолжил Сареф, настойчиво сдвигая эту тему в сторону. Он вполне справедливо полагал, что этим Мимси хотела заглушить другие, более неудобные вопросы, — она сказала, что твоей жизни угрожает опасность. Могу ли я узнать — какая именно?

— Конечно, — пожала плечами Мимси, — Виктор Уайтхолл хочет убить меня. Навсегда, само собой. Если бы всё дело было в его уязвлённой гордости — одну смерть и одну потерю Параметров я бы как-нибудь пережила.

— Убить тебя? Но почему?

— Как ты думаешь, Сареф, почему Виктор Уайтхолл, выходец из городских трущоб, сумел стать главой клана?

— Ну… он же выиграл Системные Состязания. Разве нет?

— Действительно, выиграл, — согласилась Мимси, — и это дало ему право вступить в клан Уайтхолл. Вот только потом, восемь лет спустя, свои Всесистемные Состязания он проиграл. Тем не менее, два года спустя он занимает кресло главы клана.

— Прости, Мимси, но я всё равно не понимаю, как это связано с тобой. По словам Лины, вы расстались ещё до того, как Уайтхолл отправился на обычные Состязания, и всё это время вы не виделись. По какой такой причине он вдруг пожелал убить тебя спустя десять лет — для меня совершенно непонятно.

В ответ на это Мимси лишь вздохнула и покачала головой.

— Прости, Сареф. Но я не могу об этом говорить.

— Но почему? — возмутился Сареф, — нет, Мимси, так не пойдёт. Если уж сказала Один, говори и Два. Твоя дочь, вообще-то, предала меня из-за этого. Мне кажется, после этого я имею право знать, почему.

— Мне очень жаль, Сареф. Я поклялась самой Системой, что никогда не стану об этом говорить. Если я нарушу слово — то умру навсегда. Ты не хуже меня знаешь, что клятвопреступники наравне с самоубийцами теряют право на возрождение в Системе.

— Это как-то связано… с Севрогандскими Дьяволицами? — спросил Сареф. Больше наугад, но, судя по тому, как испуганно замотала головой Мимси, выдавая себя с потрохами, он понял, что попал в яблочко.

— Ладно, — задумчиво сказал Сареф, доставая из Инвентаря листок бумаги и карандаш, которыми его своевременно снабдил Эргенаш, — как говорится, клятвы существуют для того, чтобы их обходить. Если ты дала слово никому никогда не говорить об этом, — конечно же, молчи, слово надо держать. Но ничто не мешает тебе написать об этом. Правильно?

Мимси всё ещё испуганно смотрела на Сарефа. Но потом, поняв, что он всё равно не отстанет, слабо улыбнулась и сказала:

— Всё-таки ты вырос, воробушек. И настойчивость, и сообразительность… Ну что ж, попробуем. Начинай.

“Почему Виктор Уайтхолл хочет тебя убить?”

“Потому что ему за это было обещано кресло главы клана.”

“Каким образом?”

“Он проиграл Всесистемные Состязания и лишился своего шанса. Однако через два года я стала слишком неудобна для некоторых людей. Ему была обещана политическая поддержка и продвижение. В обмен на мою смерть.”

“Но кому ты стала так мешать? Это связано с тем, что ты была Севрогандской Дьяволицей?”

“Да. Я была Севрогандской Дьяволицей. И однажды клану Айон это стало очень мешать.”

“Но при чём тут Айон?”

Вглядываясь в написанные слова, Сареф невольно сравнивал свой почерк и почерк Мимси. У него буквы были высокие, угловатые, с небольшим наклоном. У Мимси, напротив, небольшие, круглые и почти без наклона. Кроме того, Сареф, когда писал, то с силой давил на карандаш, а вот рука Мимси буквально порхала над листом бумаги. И на её лице постепенно проступало воодушевление, словно бы на самом деле это вынужденное молчание страшно её тяготило, и ей хотелось поделиться этой тайной хоть с кем-нибудь.