Мне душу рвет чужая боль - Владимир Колычев

– Хата, подъем!

Пронзительный крик в ухо и сильный удар по ноге он получил одновременно. Спросонья он не понял, где находится, и решил, что утренний подъем застал его под нарами в тюремной хате. Дело привычное, но если его бьют, значит, надо защищаться. Себя в обиду давать он не собирается…

Сначала он подался вперед, не поднимая головы над полом – как будто из-под шконки выбирался. Затем, с уходом в сторону, встал в стойку – кулаки прижал к груди, локти к бокам. И только тогда окончательно проснулся…

Он стоял в боевой стойке в пустынном павильоне, где и сморил его сон. А перед ним возвышался крепкого сложения парень с бритой головой. Грубые черты лица, хищно-презрительный оскал. Двух– или даже трехдневная щетина не ухожена, как у некоторых любителей пивного дела. Черная шелковая рубаха расстегнута на три верхние пуговицы, чтобы хорошо была видна толстая золотая цепь, в паре с которой наблюдался и фрагмент лагерной наколки. На пальцах широкие и массивные золотые печатки, призванные скрыть татуированные перстни, по которым можно было признать в их хозяине бывшего сидельца. Хотя, похоже, он не очень то и пытался скрыть свою арестантскую сущность.

– Эй, чувак, ты чего так подорвался? – нахально спросил он, с кривой ухмылкой рассматривая Валентина. – Ты чо, обиженный?

Он был не один, у него на руке висела смазливая шатенка, испорченная вульгарным, топорной фактуры лоском. Чрезмерный слой косметики, одежда дорогая, но безвкусно подобранная; духи хорошие, но в беспредельно завышенной концентрации – попади она в тюремную камеру, весь смрад одним своим запахом смогла бы заглушить. Но сейчас она не в тюремной камере, хотя Валентину так не казалось.

– Кто тебя обидел? – нахраписто допытывался уголовник.

Похоже, он даже не догадывался, какой ураган эмоций поднял он в чужой душе.

– А тот же, кто и тебя! – рыкнул Валентин.

– Чо ты сказал? – взвыл бритоголовый.

– Ты кто такой?

– Да я здесь босс, понял?.. Ты покойник, чувак. Ты – покойник!..

Похоже, он был не прочь наказать Валентина прямо сейчас, но ему не хватило внутренней уверенности в своих силах. Поэтому он ограничился одними лишь угрозами, зная, что никогда не выполнит их. Он просто позировал своей девице. И чтобы не ударить перед ней в грязь лицом, сделал вид, что утратил – на время, конечно же! – всякий интерес к Валентину.

– Смотри, Лизун, какой здесь кабак у меня будет, – сказал он и обвел рукой павильон.

Они медленно направились вдоль по залу.

– Прикинь, приходишь, а тебе халдей кланяется. Здрасьте, Елизавета свет Батьковна!

Девица бестолково хихикнула и задницей вывела шикарную «восьмерку». Примерно так могла помахать хвостом сучка, которой хозяин почесал за ухом.

– Там барная стойка, там столы. Братва, все дела. Музыка там, «Мурка, ты мой муреночек», все такое…

Валентин презрительно усмехнулся, представляя, как блатная братия разгоняет своим видом посетителей ресторана… Впрочем, если здесь будет играть «Мурка», сюда ни один нормальный человек не зайдет…

– Все в цвет будет, Лизун. Мы с тобой еще всем здесь покажем. Всем… – уголовник запнулся, повернулся к Валентину и свирепо посмотрел на него. – И уроду этому тоже… Ты вообще кто такой? Что здесь делаешь? Работаешь?

– Сам все сказал, – сказал Валентин, исподлобья глядя на него.

Да, он был обижен в свое время. Очень сильно обижен. И обидели его такие вот ублюдки, как этот… Знал бы кто, как он люто ненавидел эту уголовную мразь. Всех бы передушил, будь его воля…

– Ты еще полайся, козел! – взбычился бритоголовый.

– От козла слышу!

Валентин уже нарочно провоцировал этого типа, он уже хотел, чтобы тот ответил на оскорбление. Ух, уж он будет бить эту тварь. Столько в нем ярости, столько злобы, что уголовник обречен, имей он хоть пять данов на черном поясе.

– Ты че, урод! – дернулся парень.

Но Валентин не дрогнул перед его психическим натиском. А на физический контакт тот не пошел – испугался лютой решимости в его глазах.

– Хреново работаешь, тварь!

А оскорбления сыпались как из рога изобилия.

– Проводка торчит, чо за дела? Стены покрашены хреново!..

Валентин бы мог сказать, что эти придирки не имеют к нему отношение, поскольку он отвечал только за пол. Но, во-первых, отделку помещений делала фирма, на которую работала его бригада. А во-вторых, скажи он про полы, уголовник тут же прикопается к ним.

– Короче, работу я не принимаю. И денег вы хрен получите. Так и скажи своему начальнику!.. Хотя нет, сам ему позвоню. Пошли, Лизун, а то от этого козла козленью воняет!

Знал бы кто, скольких сил Валентину стоило удержаться от ответного выпада. Не было у него слов, чтобы выразить свое возмущение, да и говорить он не мог, потому что дыхание у него перехватило от злости. Зато он мог ударить подонка – кулаком в горло, да так, чтобы раз и навсегда… Но мысль о тюрьме сдерживала его сумасшедший порыв.

Уголовник забрал свою подстилку и вместе с ней убрался. Но не было вздоха облегчения, вместо этого из груди Валентина вырвался звук, похожий на стон смертельно раненного зверя…

Солнце, воздух и вода… Яркое солнце и свежий воздух остались на улице, а водой был залит душный подвал высотного дома. В эту воду больше чем на половину был погружен труп бритоголового мужчины. Остекленелые глаза удивленно распахнуты, лицо – сплошная гримаса предсмертного ужаса, губа разбита, на горле – гематома.

Труп обнаружили сегодня утром сантехники, прибывшие в подвал устранять течь.

– Свежачок, – сказал судмедэксперт, осматривавший труп.

Грязный белый халат, черные резиновые сапоги выше колена. На осунувшемся лице выражение профессиональной тоски и накопившейся за сутки усталости.

– Видимо, ночью убили. Похоже, голыми руками… Сильный и резкий удар в область кадыка может привести к летальному исходу. Похоже, наш случай…

– Личность установили? – спросил майор Кулик у дежурного следователя.

– Да, барсетка здесь плавала. Стежков Вадим Евсеевич, прописан по этому адресу…

– Значит, документы на месте. А деньги?

– И деньги там же. Семь тысяч с рублями… Цепь золотая на шее, печатки…

– Значит, ограбление здесь ни при чем… Что тогда?

– Я, конечно, не аналитик, – бесцветным голосом сказал эксперт. – Но у покойного под золотыми перстнями угадываются другие, уголовные… Может, сведение счетов. Разборки, знаете ли…

– Разборки – дело серьезное…

– Родных оповестили?

– Да нет, еще не успели…

– Ну и кто это делать за вас будет?.. Ладно, работайте…