Август - Кнут Гамсун

— А вот и вы! — воскликнула она. — Мы и впрямь заждались хоть какой-нибудь весточки от вас, но теперь добро пожаловать, и я была бы куда как рада так вас принять, чтобы вам не захотелось снова от нас уехать.

Сердечные слова, и сказаны от всей души, прямо целая речь, уж эта Поулине, всё-то она умеет. Обратясь к Йоакиму, она спрашивает:

— А товары ты взять не забыл?

Если полленцы ожидали, что сейчас начнутся большие торжества, и гулянья, и приглашения в гости от соседей, то они жестоко просчитались. Нет, нет, Эдеварт вовсе не задирал нос и не важничал, он просто бродил по старым, знакомым местам и был самым обычным старшим братом. Просто один раз после воскресного богослужения они устроили небольшую праздничную трапезу, а из гостей только и были что Каролус да его жена Ане Мария, ну и, само собой, Ездра, Осия и Август. Это был не какой-нибудь там торжественный приём, а небольшое праздничное угощенье, с мясными кушаньями из свежего, осеннего забоя, да ещё суп, заправленный рисом и изюмом. Йоаким очень хотел почтить и попотчевать бывшего старосту, а что до Ане Марии, то она в своё время отбыла наказание в Тронхейме, многое при этом повидала и выстрадала, так что вполне годилась как гостья, чтобы слушать рассказы многоопытной Лувисе Магрете, которые малость утомляли Поулине.

Само собой, Лувисе Магрете рассказывала про Хобьёрг, про свою дочь, которая называлась теперь миссис Адамс и была замужем за неслыханно богатым владельцем мельницы. Но четыре года назад они лишились всего состояния, остались совершенно ни с чем, так что миссис Адамс пришлось играть на рояле в одном театре, где были танцы.

— Слышала я такую игру, — сказала Ане Мария, — это всё равно как вода булькает.

Да, именно что булькает, и это очень красиво. Но не прошло и двух лет, как мистер Адамс снова поднялся на ноги, и теперь они ещё богаче, чем прежде. Он стал агентом одной большой американской пароходной компании, ещё у него есть свой банк, и он собирает деньги, которые надо отправить в Старый Свет. Если б только полленцы смогли увидеть, какая большая у него контора! Просто невозможно перечислить все изображения судов, которые развешаны у него на стенах, и там сидит много народу, и они все пишут, а ещё сидит одна дама, которая пишет с такой же скоростью, с какой он говорит.

— Видела я большие конторы, — говорит Ане Мария.

— Это где же?

— У директора в Тронхейме.

— У какого такого директора?

— Просто у директора... Я была у него...

— В услужении, что ли?

— Да, в услужении.

Миссис Адамс сама держит множество служанок и живёт в большом доме о десяти этажах, потому как они снова разбогатели. Детей у них всего двое, больше они и не хотят.

— А вот у меня нет детей, — говорит Ане Мария.

— Нет? Ну и правильно.

— Вот уж не сказала бы.

— Да?

— Не сказала бы, — повторяет Ане Мария, которая очень любит детей.

Поулине входит и выходит, подаёт еду, убирает грязную посуду, но, чтобы помогать на кухне, у неё есть Рагна, жена Теодора, а Рагна очень даже неплохая помощница. Поулине и сама при случае подсаживается за стол, съест что-нибудь сама, попотчует гостей — если, конечно, им по вкусу такое угощенье.

— Гляди, как я на него налегаю, — говорит Эдеварт, слегка улыбаясь. Он был нынче таким серьёзным и невозмутимым, таким молчаливым и задумчивым, он словно разучился смеяться, а улыбка у него стала какая-то невыразительная.

— И правильно делаешь, — сказала Поулине, — а то от тебя только и осталось что кожа да кости.

Йоаким:

— Да, он так исхудал, что я даже не сразу узнал его.

— И я не узнала, — подтвердила Осия. — Просто диву даёшься, до чего он стал длинный и тощий.

— Уж вот кого я не могла узнать, так это Августа, — вмешалась Лувисе Магрете. — В жизни не видела, чтобы человек так изменился.

Все сошлись на том, что с белыми зубами Август стал совсем другим человеком, к тому же он почти облысел. Гости ели и пили и порой высказывались насчёт Августовых зубов, просто удивительно, но с этими зубами он стал совсем другой.

— Зубы эти у тебя, верно, из Америки? — спросила Лувисе Магрете.

— Да.

— В Америке они что хочешь могут сделать! Взять хотя бы мою дочь, миссис Адамс, она велела сделать своим детям новомодный greek-нос.

— А что такое «грик»?

— Это такая форма носа, в Америке её называют greek.

И они завели речь о греческих носах, об их значении, и как они выглядят. Под конец Август договорился Бог знает до чего, рассказывая о носах, к которым приделан молоток либо пила.

Поулине перебила его:

— Да ты совсем с ума сошёл!

— Я? С ума? А разве не я повидал на этом свете великое множество разных народов? Мы были и в таком месте, где мужчины ходят нагишом, а у женщин в мочке каждого уха висит вместо серёжки пустая банка из-под сардин.

— Ха-ха-ха!

Захохотали все, Ездра и тот откинулся на спинку стула и хохотал, один только Эдеварт оставался серьёзным и даже не улыбнулся. Поулине толкнула его:

— Ты никак заснул?

— Заснул? Нет.

— Но ты сидишь и молчишь.

— А он всегда так сидит, — вмешивается Лувисе Магрете. — Иногда с ним очень даже скучно, — жалуется она.

Поулине неприятно, когда Эдеварта в чём-то укоряют, ей хочется, чтобы он был живой и весёлый, поэтому она продолжает свою речь:

— Ты мне лучше расскажи, почему ты так ни разу и не написал нам.

— Ты права, — отвечает он, — я и в самом деле ни разу не писал домой. Я, правда, собирался, но...

— А мы-то ждали, а мы-то спрашивали, нет ли для нас письмеца...

— Да мне вроде как не о чем было писать.

Йоаким вмешивается и урезонивает сестру:

— Не приставай к Эдеварту из-за этого. Зато теперь он сидит здесь собственной персоной.

— Так вроде и пора уже...

Август пережидает, может, хоть сейчас Эдеварт заговорит? Нет. Тогда он сам говорит как бы к слову:

— А вам Эдеварт случайно не рассказывал, что он и сейчас не приехал бы, не будь меня?

Молчание.

— Потому что я все консульства перетряхнул, чтобы сыскать его. Тебе вроде бы два из них присылали телеграммы?

Эдеварт утвердительно кивнул.

Тут Август расхрабрился и спросил без тени смущения:

— А тебе, миссис Эндрюс, это известно?

— Нет, — отвечает Лувисе Магрете, — ничего мне не известно. Что делать, Эдеварт мне вообще ничего не рассказывает.

Поулине, по-прежнему готовая сгладить неловкость, спрашивает шутливо: