Россия и становление сербской государственности (1812-1856) - Елена Кудрявцева

В заключении документа содержалось положение, сформулированное в инструкциях посланнику от 17 февраля 1820 г.: даруя сербскому народу «права и преимущества», Порта утвердит «приверженность к себе сербов, а вместе и безопасность пределов своей империи». Смысл его состоял в том, чтобы еще раз напомнить османскому правительству о выгодах добровольного решения Портой сербского вопроса. Следуя инструкциям из Петербурга, Строганов не включил в прошение ссылок на положение Дунайских княжеств: «Порта испугается, увидев, что сербы требуют прав, которыми пользуются Валахия и Молдавия и которые обеспечивают этим народам независимость и явное покровительство России»[89].

Признавая особую важность проекта 1820 г., легшего в основу всех последующих документов о политическом статусе Сербии, нельзя не сказать о том, что некоторые югославские историки склонны умалить роль российской стороны в этом процессе. Ряд авторов видят в Строганове лишь участника переговоров, не упоминая о том, что он явился разработчиком проекта, другие говорят о недостатках предложенного плана как о вине русской стороны[90]. Не признавая решающей роли российского посланника в разработке проекта, невозможно не исказить всю дальнейшую историю развития сербских конституционных документов. В их подготовке также самое непосредственное участие принимали российские представители в Константинополе, но отправной точкой этих разработок остался план Строганова. Он был составлен на основе предыдущих сербских прошений и с учетом тех инструкций, которые получал посланник из Петербурга. Известно, что опасения российских властей были вызваны прежде всего авторитарными устремлениями сербского лидера. Российский МИД был сторонником установления в Сербии власти, ограниченной Сенатом. В Петербурге полагали, что при такой организации верховной власти у Сербии было меньше шансов попасть под влияние какой-либо третьей державы, способной воспользоваться в своих интересах личными качествами честолюбивого сербского правителя. В данном случае пожелания, исходившие из российской столицы, полностью отвечали интересам наиболее демократического устройства складывавшегося сербского государства.

В конце 1820 г. из Сербии в Константинополь прибыли депутаты для предоставления Порте последнего варианта народного прошения. В окончательный текст вошли не все требования, подготовленные Строгановым, а только те из них, которые, как казалось Милошу, не должны были вызвать раздражения турецких властей. Таким образом, из документа выпали требования возврата территорий и пожизненного срока службы старейшин в Сенате. В то же время там содержалась ссылка на Бухарестский договор, чего, по мнению Строганова, нельзя было допускать, поскольку вмешательство России в урегулирование турецко-сербских противоречий болезненно воспринималось османским правительством. Тем не менее переговоры имели шансы на успех, и российский посланник не отказывался руководить действиями депутатов, несмотря на то что прошение было искажено без его ведома.

Однако переговорам не суждено было завершиться на этот раз – они были прерваны, а депутаты заключены в тюрьму из-за начавшегося восстания греков. Вспыхнув в Дунайских княжествах, восстание перекинулось на Грецию и знаменовало собой начало затяжного Восточного кризиса, длившегося на протяжении всех 20-х гг. XIX в. Российский посланник с миссией покинул Константинополь после того, как Порта отказалась удовлетворить требование России прекратить репрессии, направленные против православных христиан Османской империи. Русско-турецкие отношения были разорваны; в Европе ожидали скорого начала войны.

Так в июле 1821 г. закончилась миссия Г. А. Строганова в Константинополе. Ее целью было решение ряда спорных вопросов и урегулирование русско-турецких отношений. Существенной частью этой миссии была сербская проблема. Защита требований сербского народа отвечала интересам России на Балканах: она стремилась к укреплению своего влияния в этом регионе за счет ослабления власти османского правительства и роста популярности своей политики среди христианского населения. Большой вклад в разрешение сербско-турецких противоречий внес лично российский посланник. Имея поддержку наиболее радикально настроенных политических деятелей России, он стремился действовать с учетом максимальных выгод сербского национального движения. Строганов принадлежал к тому кругу российского дворянства, которому были близки идеи освобождения балканских народов от османского ига. Будучи человеком долга, Строганов зачастую действовал самостоятельно, заботясь в первую очередь об авторитете России. Так, защищая интересы сербского народа, посланник исходил из признанной традиции покровительства России православным подданным Османской империи и придерживался мнения о необходимости более решительных действий по отношению к Турции. Его деятельность оставила глубокий след в памяти сербского народа, представители которого еще долгое время вели переписку с ним.

Руководители Министерства иностранных дел России, да и сам император не всегда одобряли инициативы своего полномочного министра в Константинополе, однако, как правило, вынуждены были соглашаться с оценками и действиями посланника, как наиболее приемлемыми. Лейтмотивом поведения Строганова-дипломата могут послужить его слова, обращенные к Александру I: «Из всех жертв, на которые я готов пойти ради славы Вашего Императорского Величества, потеря чести является единственной жертвой, которую я не могу по своей воле принести»[91].

В целом период от Бухарестского мира до начала Восточного кризиса 20-х гг. XIX в. характеризовался достаточно активной политикой России в европейской Турции. Сербский вопрос, решения которого сербы добивались с начала XIX в., не только сдвинулся с мертвой точки, но и получил свое развитие, будучи зафиксированным в международно-правовом документе, коим являлся Бухарестский договор. Активная поддержка сербских требований перед Портой ясно доказывала решимость России добиться предоставления Сербии ограниченной автономии в рамках Османской империи. Безусловно, российские власти не могли поддержать «нелегитимный», на их взгляд, способ борьбы сербов за национальную независимость. Строганов, согласно инструкциям, прибывающим из Петербурга, вынужден был постоянно предостерегать сербов от начала вооруженных действий. Всякое восстание против «законной» власти порицалось российским правительством и не имело перспектив быть им поддержанным. Постоянно балансируя между официальной политикой петербургского кабинета и задачами момента, возникавшими в ходе ежедневной деятельности на посту посланника, Строганов сумел выбрать тот единственно верный подход к проблеме, который уже в 1820 г. вплотную подвел к ее решению.