Сердце Черного Льда - Леонид Алехин

С грохотом и щелчками двигательных шестерней «Огневержец» опустился перед Лордом Юга на колено. В его шлеме-башне открылась передняя заслонка, и оттуда выбрался Рыцарь в черном гамбезоне. Новый барон дома Майра.

— Барон Якош Белин. Лорд-Защитник Серединных Земель. Наш гость и, возможно, будущий союзник, — представил Анже Лорда Алмаза. — Барон Стеван Майра. Лорд земли, по которой мы ступаем.

— Моя земля принадлежит вам, милорд Савина. Как сказано в вассальной клятве, «вместе с_тем, что в ней, на ней и над ней».

У Стевана был красивый голос. И лицо пожирателя женских сердец. Тонкие брови, правильный нос, мягкие губы и сильный подбородок. Темные глаза, полные глубокой тайны.

Якош Белин помнил, что все Лорды Пепла рождаются седыми. Но волосы барона Майра были черны. Лишь одна седая прядь рассекала их на два вороньих крыла.

— На правах же вассала Дома Савина разрешите приветствовать вас, милорд Белин. Надеюсь, вы действительно в скором будущем станете нашим союзником. Вековой вражде давно пора положить конец.

В Зале Памяти родового замка Белинов висит гобелен. Батальная сцена времен Третьего Наместника изображает битву Окрестов и Белинов против южных завоевателей.

Еще ребенком Якош боялся черных, извергающих огонь ходоков, поджигавших дома и поля внизу гобелена. Рука мастера не поленилась выткать гербы лордов Майра на их знаменах.

— Пусть иссякнет вражда вместе с питающей ее ненавистью, — церемонно сказал барон Белин.

Он не гость, а пленник. Ненависть претендентов на Озерный Трон к тем, кто стоит на пути к нему, — негасима. Она — огонь в яростных сердцах южных лордов.

Но теперь обстоятельства принуждают их делать вид, что все изменилось.

Пусть с падением дома Белинов Договор и стоит меньше пергамента, на котором он написан. Барон Якош Белин все равно должен узнать природу этих обстоятельств.

АНЖЕ САВИНА, ЛОРД РУБИНОВОЙ ОПРАВЫ

5

— Земля, по которой мы едем, — сказал герцог Савина, — не представляет особой ценности. Она камениста и бесплодна до самых границ Возрожденной Дубравы. Лордам Рубина не было бы до нее никакого дела, если бы не одна деталь.

Высунувшись из коляски, он постучал по клепаному борту, за которым скрывался котел Железного Всадника.

— Именно в Полесе на глубине от сорока локтей находят лучший на континенте флогистон.

— У подножия Хребта действует больше двух десятков рудников. Добыча ведется сутки напролет. И все же флогистона не хватает. Мы обеспечиваем не только себя — Север, Россыпь, через Орос торгуем с островитянами.

— И воюете, — не выдержал Белин.

Анже покосился на него зеленым глазом.

— И воюем. В нашей собственной Оправе нет единства. Братья вцепляются друг другу в глотку из-за клочка земли. Межевые лорды самовольно взимают дорожный и мостовой налог. Приходится урезонивать их силой. Северные варвары приплывают грабить побережье, проделав путь от самого Пика Вериди. Кто остановит их, кроме нас? Мой отец говорил, что все наши беды оттого, что Озерный Трон пустует.

— На нем он видел, конечно же, себя?

— Мой отец не был кровожадным властолюбцем, каким вы его представляете, барон. Он верил, что достойный потомок древнего рода, взойдя на Трон, сделает счастливой землю и населяющих ее людей. Да, с годами он отчаялся, и иные его дела вызывают стыд и негодование. Но в душе он оставался верен идеальному образу Исчезнувшего Короля. Присяга Лорда всегда значила для него больше, чем набор пустых фраз, потерявших смысл с тех пор, как в Хамоне засела первая из надутых парчовых жаб.

— При всем моем уважении, милорд…

— Извините меня, барон, — Анже Савина прижал обе руки к сердцу. — Я увлекся и разгорячился. С вашего позволения, беру назад мои слова о благородных Наместниках.

— Ваши извинения принимаются, герцог. Но все же постарайтесь впредь не оскорблять людей, служить которым вас, как и меня, обязует Присяга наших прадедов. Пусть мы и понимаем ее по-разному.

— Во избежание спора, барон, я вернусь к моему рассказу.

6

— Вам, должно быть, известно, барон, что со временем рудники исчерпываются. Добыча падает. Вести ее становится труднее и дороже. Приходится зарываться глубже в землю. Бывает, что проще открыть новый рудник, чем разрабатывать два старых. В январе я так и решил поступить.

Я заложил шахту и выписал Мастера Недр из Самана. Здесь, на Юге, все еще ходят с лозой и «саллаховой трубкой» — слушают землю. Я же решил построить современную шахту и не верил, что местные шептуны справятся. Мне нужен был человек, который знает толк в хорошей добыче.

Мы обменялись с Рудным Братством «солнечными письмами». Не прошло и трех недель, как мои люди встречали в Кострах полоз из Самана. Мой новый Мастер Недр прибыл.

Он мне понравился. Немногословный, уверенные движения, прямой взгляд. Как все коренные жители Россыпи, он с пренебрежением относился к нашим звенящим титулатурам и кровавым вензелям родословных. Для человека города лики благородных предков значат меньше чеканных профилей на золотых солах. С ними легко иметь дело.

Его звали Баир Калад. Молодой для Мастера, ему не исполнилось и сорока. Прибыл он всего с двумя помощниками и почти без вещей. Только маленький дорожный сундук, железный. Из тех, что носят в руке, пристегивая цепочкой к запястью. Помню, он не расставался с ним ни на секунду.

Саман, называемый своими жителями Великим. Он оставляет на них печать гордыни, незаметную для саманцев и явную для всех прочих.

В Баире подкупала и непохожесть на других жителей Великого. Если утром вода в его купальне оказывалась остывшей, он даже не просил заменить ее. Другой бы клял нашу простую жизнь, не знающую радости терм и акведуков. Упомянул бы жирную пищу и неповоротливых слуг.

Молодой Мастер принимал все как есть. За три дня его пребывания в замке я не услышал от него худого, да что худого, лишнего слова.

Потом он уехал в Полес налаживать работу в новой шахте.

С его отъезда началась цепочка загадочных событий.

7

В Зале Памяти моего замка есть предмет, принадлежавший основателю дома Савина.

Осколок Солнечного Камня, сохранившийся со времен Войны Башен.

Удивительная вещь, наполненная той, утраченной магией. Легенда говорит, что с помощью Камня наши предки остановили Ночную Орду. Все, на что хватало его осколка, — круглосуточно освещать Зал Памяти. И наполнять его теплом, не сходным с тем, что дают вулканические ключи, согревающие замок Савина.

Я помню себя ребенком. Отец все никак не мог наладить подъем горячей воды выше второго этажа замка. К зиме мы все вынуждены были перебираться пониже. Я часто бегал к Осколку погреться. И однажды заснул возле него.