Двери в песке - Роджер Желязны

– Я скажу, что это звучит весьма привлекательно, хотявряд ли я сумею добраться до твоего углубления.

– Попытайся. Еще чуть-чуть.

– Ладно.

Я с трудом поднялся на ноги, покачнулся и сделал нескольконеверных шагов вперед. «Если упаду, – решил я, – то больше вставатьне буду. Будь что будет».

В голове у меня было пусто и легко, а тело вдруг налилосьсвинцовой тяжестью. Однако я продолжал идти. Еще сотня футов…

Вомбат завел меня в скрытый тупичок, находящийся в сторонеот прохода, по которому мы продвигались. Я повалился на землю, и окружающий мирзавертелся в бешеной пляске.

Мой спаситель вроде бы сказал:

– Я ухожу. Жди здесь.

– Ясное дело, – кажется, ответил я.

Меня снова охватил абсолютный мрак. Опаленная, хрупкая вещь(место) неопределенного размера (продолжительности). Я был в ней и, наоборот –равномерно распределен, одновременно полностью содержался внутри и снаружисистемы кошмаров, мое сознание находилось в С в степени (-n), а еще –холоджаждажархолоджаждажар, словно период бесконечной десятичной дроби, повсюду(где угодно) на воображаемом уровне, который окружал…

Вспышки и образы…

– Ты меня слышишь, Фред? Ты меня слышишь, Фред?

Вода по капле стекает мне в рот. И снова мрак. Вспышка. Водана лице, во рту. Тени. Стон…

Стон. Тени. Мрак – уже не такой чернильно-черный. Вспышка.Много вспышек. Свет, проникающий сквозь ресницы, тускло. Перемещающаяся подомной земля. Стон – мой.

– Ты меня слышишь, Фред?

– Да, – сказал я, – да…

Движение прекратилось. Я услышал разговор на языке, которыймне не удалось узнать. Потом земля поднялась мне навстречу.

– Ты в сознании? Ты меня слышишь?

– Да, да. Я уже сказал «да». Сколько раз…

– Похоже, он действительно пришел в себя. – Этоповерхностное замечание было сделано голосом моего нового друга вомбата.

Однако я слышал еще один голос, хотя из того положения, вкотором лежал, не мог рассмотреть говорившего. А повернуть голову было тактрудно…

Я пошире открыл глаза и увидел, что лежу на плоской,порозовевшей от лучей восходящего солнца земле.

Все события предыдущего дня медленно предстали перед моиммысленным взором, выбравшись из того места, где живут воспоминания, когда мыими не пользуемся. Мои воспоминания вместе с выводами, которые я сделал из них,в той же мере, как и состояние моих мышц, были причиной того, что мне так нехотелось поворачивать голову, с тем чтобы посмотреть на моих спутников. К томуже просто лежать было совсем не плохо. Если я подожду достаточно долго, может быть,в следующий раз я приду в себя в каком-нибудь другом месте.

– Послушайте, – проговорил незнакомыйголос, – не желаете ли откушать бутерброд с ореховым маслом?

Осколки разбитых грез осыпали меня с ног до головы.Задыхаясь, я немного переместился и увидел длинные тени, упавшие на землю.Очертания были такими странными, что, когда мне наконец удалось поднять головуи рассмотреть кенгуру ростом более шести футов, стоящего рядом с вомбатом, я неслишком удивился.

Кенгуру наблюдал за мной сквозь темные очки, одновременнодоставая коробку с бутербродами из своей сумки.

– Ореховое масло богато протеином, – наставительносообщил он.

Находясь на высоте двадцати или тридцати тысяч миль, явполне мог бы насладиться замечательным зрелищем: Калифорния отрывается отконтинента и исчезает под водами Тихого океана.

К сожалению, этого не произошло. Весь мир оторвался икуда-то исчез, в то время как корабль продолжал свой полет, а у меня за спинойшел спор. Тем не менее события развивались с такой скоростью, что мне казалосьвозможным: промашка Сан-Андреаса еще даст мне несколько возможностей статьсвидетелем столь желанного зрелища, обеспечив какого-нибудь писателя издалекого будущего материалом для книги, посвященной особенностям этого древнегомира и тому, с каким удивительным мастерством была предсказана его гибель.Когда тебе нечего делать, всегда можно предаться надеждам.

Поскольку сквозь иллюминатор, возле которого я сидел,отдыхая и вполуха прислушиваясь к горячему спору между Чарвом и Рагмой, я виделЗемлю и усыпанное звездами пространство вокруг нее – расстояние израсстояний, – меня охватило изумительное ощущение, рожденное, вне всякогосомнения, тем, что я пришел в себя после недавних страданий. Почтиметафизическое удовлетворение акрофилических стремлений в сочетании сусталостью, которая медленно и легко охватывала все мое существо, словноизумительный снегопад из крупных снежинок.

Я еще никогда не был на такой высоте, не видел подобныхгигантских пространств и был не в силах охватить их взглядом, меня переполнялимысли о космосе, космосе и снова космосе. Красота основ, как она есть и моглабы быть, протянула ко мне руки, и я вспомнил строчки, которые набросалдавным-давно, сожалея, что мне приходится оставить занятия математикой, чтобыне получить диплома по этому предмету.

Лишь Лобачевский узрел наготу Красоты

Она изгибается здесь, и вон там она изгибается

Ее ягодицы мудры,

А ее параллельные прямые

Соблазнительно переплетаются,

Ее треугольник – средоточие радости,

Ведь он меньше ста восьмидесяти градусов

Двойная симметрия ее песнопений

Не повергла великого Римана в волнение.

Он любуется незатейливыми простушками,

Смазливыми тевтонскими толстушками!

Но эллипс хорош далеко не всегда,

Скинь, скромность, покровы свои

И да предстанет пред нами во всей наготе Красота!

О гипербола, о тебе я мечтаю в ночи.

Весь мир – извивы, мне говорят,

А на прямой не ищи ничего

Перед смертью я Бога молю об одном

Видеть мир глазами Его

Меня клонило в сон. Я периодически терял сознание, потомприходил в себя, не имея ни малейшего представления о течении времени. Отчасов, естественно, не было никакого проку. Я изо всех сил старался не впасть взабытье снова; во-первых, потому что хотел продлить эстетическое удовольствие,которое испытывал, а во-вторых, я считал, что неплохо было бы понять, чтопроисходит вокруг.