Экипаж. Предельный угол атаки - Андрей Орлов

– Героин, – подсказал Глотов.

– Нет. – Переводчик затряс башкой. – Героин возили другие. Я жил в Ташкент, работал дворник при мечети, пока у вас не началась эта… – Миша открыл рот, чтобы лучше вспоминалось. – Переделка?..

– Перестройка, – поправил Карпатов. – Была такая хрень десять лет назад, до сих пор расхлебываем. Ладно, Михаил, мы жутко рады, что в твоем плотном графике нашлось время заскочить к нам. Бумага есть?

– Да, конечно. – Коротышка вытащил из недр жилетки потрепанный блокнот и замусоленный карандаш. – У вас имеются какой-то пожеланий?

– Садись, пиши, – строго сказал Карпатов. – Самый серьезный пожеланий.

Узбек растерянно повертел головой. Ни стола, ни стула тут не было. Он пристроился на корточки, поместил блокнот в ладошку, с ожиданием уставился на командира экипажа.

– Пиши, – повторил Карпатов. – Да смотри, поменьше ошибок, а то будем тренироваться в орфографии и пунктуации. Требования экипажа самолета бортовой номер четырнадцать двадцать семь, приписанного к Казанскому авиаотряду Российской Федерации. Первый пилот – Карпатов Владимир Иванович. Второй пилот – Валиев Сергей…

– Какой номер? – Переводчик поднял голову и сунул в рот карандаш.

Карпатов повторил номер и заявил:

– Ох, и нерусь ты, Миха!

Он отобрал у переводчика карандаш, склонился, вписал цифры и приказал:

– Пиши дальше.

– Да-да!.. – Узбек яростно закивал, сложил блокнот и сунул обратно в жилетку.

– Эй, ты чего? – возмутился Карпатов. – Пиши, говорю!

– Не надо, нет необходимость. – Переводчик заискивающе заулыбался.

– Как это нет необходимость? – возмутился Серега.

– Кто командир? – Голос переводчика немного окреп.

Заскрипела дверь, и на пороге выросла парочка страшноватых «кудеяров» с автоматами на изготовку.

– Так мы не играем! – заявил Глотов и надулся.

– Я командир, – сказал Карпатов.

– Господин командир, приглашаю вас, это… – Толмач посмотрел в потолок. – Идти. – Он сделал приглашающий жест.

– Куда?

– Приглашаю, – повторил переводчик.

Посторонились «кудеяры», торчавшие в дверях.

– Куда? – повысил голос Карпатов.

– Совсем близко, не надо волноваться.

«Уж я сам решу, волноваться или нет», – подумал Карпатов и заявил:

– Без экипажа никуда не пойду.

– Сначала вы, потом экипаж. – Переводчик почти умолял его. – Да не бойтесь, командир-господин, ничего, не страшно это, недолго. Нас ждет машина за калитка.

– Идите, Владимир Иванович, – убитым голосом сказал Витька. – Постараемся не скучать без вас.

– Блин, замечательно звучит: «командир-господин»! – заметил Серега.

Его везли в Кандагар в трясущемся кузове. Доставили и сбросили на летное поле – растерянного, оглохшего от вибрации. Дюжина бородачей заботливо взяла пленника в кольцо и погнала к зданию аэровокзала.

Талибы неплохо подготовились к мероприятию. Самолет стоял на том же самом месте. Между ним и зданием аэропорта гостеприимные хозяева поставили столы, длинные скамейки, допотопные советские колонки-стоваттники. Трещины в стенах они закрыли транспарантами с арабскими письменами – изречениями из Корана. Толпились люди, журналисты, одетые по-европейски, расставляли штативы с лампами, щелкали фотоаппараты, трещали видеокамеры.

Талибы подтолкнули Карпатова прикладами в спину, усадили за длинный стол. Слева примостился переводчик Миша, справа – знакомый одноглазый тип в белоснежной чалме. Бородачи устроились по бокам и сзади, кто-то развалился на бетонке перед столом. Автоматчики угрожающе дышали в затылок.

Журналисты, человек десять-двенадцать, упоенно снимали, ставили микрофоны на стол, что-то строчили в блокнотах. Двое или трое разговаривали по спутниковым телефонам.

«Самый цвет», поди, собрали», – тоскливо подумал Карпатов.

Он видел бейджики с надписями «Нью-Йорк таймс», «Дэйли мэйл», «Франкфуртер Альгемайне».

Одноглазый босс бросил что-то односложное. Журналисты притихли.

– Вы можете говорить в микрофон, – сказал переводчик, наклонившись к Карпатову.

Командир экипажа должен был делать хорошую мину при плохой игре.

Он сухо улыбнулся, наклонился к микрофону и сказал по-русски:

– Здравствуйте, леди и джентльмены! Я командир российского самолета Владимир Карпатов. Летчик первого класса, сорок восемь лет, женат, имею взрослую дочь. Облетел весь мир, но первый раз на пресс-конференции. Немного волнуюсь. Переводи!.. – Он вызывающе пихнул Мишу под бок.

Тот вытянул шею и что-то зашептал одноглазому боссу. По рядам журналистов прокатилось оживление. Заспанная блондинка что-то черкала «Паркером» в блокноте. Ее партнер, небритый оператор в кожаном пиджаке и вельветовых брюках, заправленных в короткие сапоги, вел съемку. Работа не мешала ему незаметно щипать блондинку за мягкое место. Девица кокетливо хихикала.

Анекдоты про блондинок уже шагали семимильными шагами по планете.

«А правда, что цвет волос влияет на ум?»

«Неизвестно. Но то, что ум влияет на цвет волос – это точно».

Миша что-то лопотал, проглатывая слова. Если это был английский, то Карпатов вещал на суахили. Ему пришлось перейти на язык Объединенного королевства, что вновь внесло оживление в ряды журналистов.

– От себя хочу заявить, что, заставив нас совершить посадку, талибы нарушили все существующие международные соглашения, – сказал Карпатов. – А от лица экипажа скажу, что это обыкновенный разбой. С нами обращаются недипломатично, под угрозой оружия поместили в антисанитарные условия, кормят недоброкачественной едой и при этом превозносят свой поступок до небес, если решились на эту пресс-конференцию. Полагаю, господа, времена робин гудов не прошли. – Карпатов гордо усмехнулся. – Грабители по-прежнему мнят себя героями.

Блондинка хихикнула, но посмотрела на насупленных бородачей и испугалась.

– Надеюсь, что господа талибы уже поняли свою ошибку, – продолжал командир экипажа. – А если не поняли, то должны догадываться, что Россия примет соответствующие меры, адекватно ответит на этот беспрецедентный…

Талибы выбросили еще один козырный туз из рукава! Незримый режиссер, работавший на них, отлично знал свое дело. Отворилась дверь в здании аэропорта, и на летное поле стали выходить люди. Журналисты повернулись, затаили дыхание. Бородачи ухмылялись.

Холодная змейка побежала по спине Карпатова. Испуг сменился жалостью, брезгливостью, отвращением. Этих людей было много, они выходили и выходили. Кто-то сам, кого-то несли на руках, волокли, кто-то со стуком и скрежетом катился на деревянных дощечках.