Очарованная вальсом - Барбара Картленд

Посвящать баронессу в то, что она едет на бал не только для развлечения, Ванда не стала. Да и сама возможность попасть на столь высокое увеселение так увлекла ее, что она думала только об этом. Но, возможно, интуиция пожилой женщины сама подсказала баронессе слова ободрения, так что, когда они подъехали ко дворцу, Ванда услышала:

— Не бойся, девочка. Тот, кто боится, не принесет ни себе пользы, ни кому-то другому. Сражения выигрывает отвага и храбрость.

— Я теперь уже не боюсь, — негромко ответила Ванда. — Я боялась лишь до того, как приехала в ваш дом. Тогда мне действительно хотелось сбежать обратно домой.

— Но вы не сбежали, — с видимым одобрением кивнула баронесса, и белые букольки по сторонам ее птичьей головки повторили движение, дружно качнувшись в такт.

— Да, но у меня едва хватило на это сил… — честно призналась Ванда.

— Все правильно. Если кто-то — мужчина ли, женщина — скажет вам, что никогда ничего не боится, знайте — он лжет!

Дальше беседовать было некогда, хотя Ванде очень понравилось вникать в рассуждения баронессы, женщины много знающей, много чего повидавшей, опытной и, безусловно, мудрой — «софистикейтэд», говорят о такой англичане. Однако дежурный слуга уже сбегал вниз по ступеням крыльца и спешил распахнуть для них дверцу кареты.

И — ах!.. Хофбург сиял огнями. На Ванду лавиной обрушились яркие краски, веселый многоголосый шум, журчание речи и взрывы смеха…

Древняя резиденция австрийских королей, Габсбургов, была в ту ночь переполнена. Еще бы!.. Маскарад как нельзя лучше отвечал тому, чтобы, скрывшись под масками, скопившиеся в столице Австрии в критическом преизбытке мастера политических игр могли с обостренным коварством продолжать плести свои сети.

Ступив в сказочно освещенное просторное помещение, Ванда сделала первый шаг и задержала дыхание. Ее взгляду открылся роскошный, залитый светом, неведомый ей доселе прекрасный мир…

Гирлянды живых цветов украшали поверху галерею, ведущую в малые залы, сервированные для ужина. Вдоль стен сплошной полосой тянулись обитые красной с золотыми узорами тканью скамеечки — на них сидели, разглядывая танцующих, гости, некоторые в домино, иные в тщательно продуманных, зачастую фантастических одеяниях.

Несколько оркестров попеременно играли новомодные вальсы, один за другим, словно бросали вызов. Этот выросший из крестьянского — немецко-австрийского — танец постепенно становился салонным, правда, путь вальса в бальный зал был драматическим и тернистым — еще не все европейские придворные общества его узаконили у себя. А там, где уже согласились его принять на равных с полонезом, кадрилью, контрдансом, укрепляющейся в бальных залах мазуркой и проверенным менуэтом, еще не утихли жестокие споры, правильный ли сделан шаг. Вальс поначалу сочли почти святотатственным и, безусловно, греховным, а в Лондоне высокородные родители всерьез опасались, что «сей непристойный» танец увидят их дочери — такая близость партнеров вульгарна, такое стремительное кружение пар на паркете опасно! Танец вредит здоровью и — пуще того — угрожает нравственности! В штыки приняли вальс и учителя танцев: они почувствовали угрозу своей профессии, если вальс станет главным на всех балах — ведь основным шагам «этого бесстыдного» танца довольно легко научиться самостоятельно, это не менуэт, на освоение множества сложных фигур которого требуется немало времени, усердия и непременно нужен учитель, наставник для постоянной практики и совершенствования манеры поведения во время танца. Но вальс оказался сильнее запретов и грозного неприятия, а его музыка была столь вдохновенной, что хотелось не просто совершать па, а дать волю всем чувствам… У Ванды захватило дух — она еще в детстве научилась танцевать вальс и отлично это умела!

А из прилегающих галерей слышались мелодии нравственно незапятнанных и респектабельных менуэтов. Но все были в масках, и с первого взгляда становилось отчетливо ясно: обычные церемонии, приличествующие высокому статусу увеселения, отброшены в сторону и в огромном зале царит пьянящая атмосфера богемной свободы и упоительной вседозволенности. Женщины кокетливо хохотали — значительно громче, чем подобает согласно правилам хорошего тона, — не оставляя партнерам догадки, кто скрыт под маской: знатная аристократка или куртизанка с соседней улицы. Скрытый под домино мужчина мог оказаться и императором, и его слугой, знатным придворным и просто залетным плутом.

Доносящаяся со всех сторон музыка наполняла всех своим ритмом и не отпускала, чаруя и околдовывая, вливая в душу восторг. Впервые в жизни Ванда видела столько людей, танцующих раскованно, самозабвенно, с той первобытной свободой, с какой резвится животное, когда не чувствует рядом опасности. Сама она, того не ведая, была в этот час такой же естественной и доверчивой — детеныш тигрицы или волчицы, еще не познавший законов джунглей.

Баронесса вела Ванду по залу. Это было не так-то легко. Пробираясь между танцорами, Ванда подумала, что баронесса права — ее трудно было бы не узнать, несмотря на зеленую, в тон ее платью, маску. С баронессой то и дело здоровались — одни с подчеркнутым уважением, сдержанно и почтительно, другие более свободно, дружески, как с давней и доброй знакомой.

— Я уже говорил, — заметил какой-то мужчина, обращаясь к стоящим рядом друзьям и делая шаг к баронессе, — что Вена сейчас представляет собой панораму Европы, а какая же панорама Европы может считаться полной без вас, моя дорогая баронесса!

— Вы никогда не отличались ни деликатностью, ни подлинным остроумием, мой дорогой граф, — пригвоздила его баронесса и пошла себе дальше, оставив «остряка» обескураженно думать над тем, как бы он мог ей ответить, но отвечать было некому. Друзья графа разразились безудержным хохотом, и было неясно, смеются они над приятелем или же продолжают повышенной ажитацией выражать свое наслаждение происходящим.

Наконец баронесса и Ванда нашли на скамейке свободное место и сели разглядывать зал. Все мелькало перед глазами, пестрело нарядами, дамы и господа отдавались стихии флирта… И во все это вплеталась музыка, музыка, музыка… Ванда — скорее из детского любопытства, нежели чувствуя себя «на задании» — разлепила спекшиеся от волнения губы, чтобы задать баронессе вопрос, но он неожиданно прозвучал совсем рядом из чьих-то уст:

— Государи еще не здесь?

Ванда, чуть вздрогнув, слегка повернула голову. Вопрос задала некая женщина в желтом домино.

— Думаю, их уже можно увидеть, если хорошо поискать, — ответил женщине ее спутник, крупный рыжебородый мужчина — с такой бородой ему нечего было и пытаться маскировать внешность, но на глазах его была большая черная маска.

— Как же узнать их? — снова спросила женщина.

— Они надеются смешаться с толпой, — пояснил бородач, — но их выдает манера держаться. Вон прусский король! Понаблюдайте за ним! Видите, какой самоуверенный? Как бык среди коровьего стада…

— Тише, тише! — в испуге зашикала на него дама.

И тут чей-то голос шепнул Ванде на ухо:

— Русский царь одет в усыпанный звездами черный плащ. Под плащом — белый мундир с единственным орденом… Будьте внимательны!