Тараканьи бега - Федор Чешко

– Так это как же получается?! Получается, комп списал какую-то информацию с таракана?!

– Невероятно, но факт. – Всё еще истерично похрюкивая, Чин вдел пальцы в манипуляторные колечки и погнал сквозь крону дерева каталогов мартышку-курсор. – И тот факт, что упомянутое списывание произошло по инициативе нашей Халэпочки, наводит меня на мысль: списанное нужно немедленно уничтожить… от греха, стал-быть, подальше… О, вот он! Ну ни себе хрена, какой длинный…

Курсорная мартышка выискала на поле «Практика» единственный файл без названия и, широко распахнув невероятно озубастившуюся пасть, с аппетитом вгрызлась в находку.

* * *

Как тропический ливень на хрупкий атолл

Рухнул свет на неприбранный с вечера стол,

И средь крошек застыл угодивший впросак

Перепуганный до смерти тощий прусак.

Он пролитой мадеры отведать хотел,

Но прилип, окосел и удрать не успел,

И теперь цепенеет в тоске да хмелю…

Не робей, дурачок: я своих не давлю.

Не сучи же усами, не бойся меня.

Мы с тобой, шестилапый, родная родня.

Я и сам не пойму, хоть почти что не пьян,

Кто из нас с тобой хакер, а кто – таракан.

Я, как ты, подбираю объедки и хлам,

Проползая сквозь щёлки охранных программ;

Я, кормясь, как и ты без зазренья возьмусь

Перегадить всё то, до чего доберусь.

Не одно ли – впотьмах под обивкой ползти,

Или шастать задворками Интерсети?

И судьба нам обоим готовит одно…

Дуст, каблук, Интерпол… да не всё ли равно?!

Не трясись, нам с тобой вряд ли жизнь дорога.

Да и что это – жизнь? Тараканьи бега:

Справа жжет, слева шпарит, внизу горячо…

Бег по краю кастрюли с кипящим харчо.

Так давай, брат, мадеры на стол подплеснём,

Шевелюрой тряхнём и хитином блеснём,

А потом уползём перемучивать хмель:

Я – под плинтус, а ты – в виртуальную щель.

– Те-е-екс…

От раздавшегося над самым ухом нарочито-стариковского дребезжания студент Чинарёв подпрыгнул чуть ли не на полметра и с отчётливым ляпом приземлился обратно в кресло.

Да чёрт же тебя, хрыча старого, побери с твоей проклятой манерой подкрадываться, как на охоте… Или правильнее было бы сказать то же самое без «как»?

Чин вдруг осознал, что всё, уместившееся между «чёрт» (включительно) и «или» (исключительно) он, Чин, именно сказал. Вслух. Явив тем самым непростительное для практиканта нарушение субординации и, в общем-то, самое обычное человеческое хамство.

Впрочем, Изверг почему-то не спешил реагировать на возмутительное практикантское поведение. Изверг стоял над душой, довольно спокойно сопел – и всё. Странно…

Чин-чин осторожно повернул голову, потом развернулся к экс-космоволку всем телом, а потом совсем выдавился из кресла и отступил на пару шагов от комп-подставки.

Изверов не отреагировал.

Изверов читал.

Выглядел он непривычно, страшновато даже – будто экспонат, смывшийся из музея пластеариновых фигур. Был на нём какой-то невообразимый махровый халат относительно серого цвета, каковое одеяние сверху открывало нескромным взорам умопомрачительно-волосатую тощую грудь, а снизу – не менее волосатые и тощие ноги в бесформенных меховых тапочках. Но халат с тапочками – то бы ещё полбеды. Главная достопримечательность, прочно оседлавшая переносицу Изверга, вызвала у студента паническую судорогу невнятных подозрений насчёт кибероидов, садомазохистов и последователей жутких религиозных сект.

Лишь через миг-другой, вспомнив кой-какие допотопные фильмы, Чин сообразил: очки. Кажется, именно так полагалось называть уродливую восьмёркообразную оправу, затянутую переливчатым мерцаньем концентрированного биополя. И шептал Изверов, конечно же, не молитвы некому кошмарному технотеистическому демиургу – просто штуковина, поди, черт-те сколько лет не знала ремонта, разболталась вконец, и старику приходилось то и дело подавать команды на коррекцию оптических параметров.

Тем временем космический волк окончил царапать носом экран (дочитал, стало быть), снял и тщательно упрятал в карман своё оптико-силовое допотопье, а затем присел на кресельный подлокотник и упёр близоруко сощуренный взор в переминающегося с ноги на ногу практиканта. Немая сцена всё тянулась, тянулась, тянулась без малейшего намёка даже хоть на теоретическую возможность завершения – точь-в-точь, как Горпигорский супермакроглист из… ну, неважно откуда.

Наконец, Чин-чин не вытерпел и спросил осторожно:

– Что-нибудь не так?

– Всё, – мрачно вздохнул Изверг, не переставая терзать Чиново лицо совершенно наждачным прищуром. – Решительно всё стало не так. Решительно… А скажите-ка, – вдруг вздёрнул он прямо-таки отполированный подбородок, – вы там в училище называетесь студентами?

– Т-так точно, – оторопело выдавил Чин. – Как же нам ещё называться?

– Вы больше похожи на курсантов, чем на студентов. Кстати, мы-то в своё время назывались именно курсантами, даже форму носили (красивую, с целой пропастью галунов да шевронов – не то что теперешние мышиные комбинезонишки)… А только не было в нас ни на микрограмм этого вашего… такточнизма всякого, буханья во-фрунт… – Изверговы губы вызмеились в гадливой гримасе. – Помнится, однажды караван-командор Зукер… ну, если знаете, тот самый, что основал первую базу на Глории – он нам бесприборную навигацию читал… Так вот, господин Зукер однажды попробовал ввести на своих занятиях перекличку на флотский манер: со вставаньем по стойке «смирно» и ответствованием «я!» А мы ему, представьте, обструкцию. И бойкот лекций. И депутацию к директору училища – с жалобой, стало быть. А директор… Вот досада, запамятовал я фамилию; одно помню, поговорка была у него: меня, мол, тошнит только от жирных немытых баб, от пива с керосином (ежели, значит, в смеси) и от слова «пацифизм»… Так вот-с, на поговорку ту не смотря, не глядя на вселенский авторитет пятикратного кавалера Звезды Первопроходцев, почётного гражданина Земли его рыцарственности караван-командора Отто Зукера, господин директор моментально вышиб означенного рыцарственного командора. Коленом, так сказать, под седалище.

Экс-космоволк поднялся, сунул руки в карманы чудовищного своего одеяния и принялся бродить туда-сюда – ссутулясь, жалко и трогательно шаркая тапочками по ворсистому эрзац-ковру.

Согласно условно-ночному времени бортовых суток в рубке горела лишь парочка притемнённых настенников; их красноватые блики то более ли менее сносно высвечивали вроде бы как-то усохшую Извергову фигуру, то превращали её в мутный горбатенький силуэт…

Каждый раз, когда Изверов в своих шатаниях приближался к входному люку, Чин аж подскуливал тихонечко от надежды, что старик в конце концов устал философствовать и собрался баиньки. Надежды регулярно оказывались бесплодными. Наконец, ветеран космофлота с казалось бы совершенно уже однозначной решимостью направился к выходу, но, вместо чтоб выйти, опёрся о люк спиной и вопросил, вновь оцарапав лицо практиканта жестким взглядом из-под приопущенных век: