Три года октября - Игорь Михайлович Бер

массой, недостойными носить белых халатов.… А ты, Лёшка, из какого теста? Ты пока не облевал пол моей прозекторской, поэтому я все еще с тобой разговариваю. И все же, я хочу видеть твои дальнейшие действия. А пока тишина…

— Мне нужно открыть ей рот, — только и произнес я.

— Решил ей зубы посчитать?

Я провел ладонью над подносом с инструментами и выбрал топорик с крючком на конце. Молясь, чтобы трупное окоченение было не очень сильным, я принялся за работу, просунув крючок между ее губ. Метал, коснулся эмали с тонким звяканьем. Крючок с трудом, но втиснулся, затем я осторожно его провернул. Рот приоткрылся слегка — этого оказалось достаточно, чтобы я разглядел кончик языка. Ожидания мои оправдались — он был темнее остальной поверхности. Я отложил топорик и попытался закрыть рот. После трех неуспешных попыток придавить снизу ей подбородок, я оставил, всё как есть.

— У нашей усопшей на лицо все признаки инфаркта миокарда. Готов поставить подпись под данным диагнозом.

Я повернулся лицом к Безбородову, желая насладиться своей победой. Но вместо поражения, я прочел в глазах старика негодование.

— Даже если и так, ты решил, что работа патологоанатома ничем не отличается от терапевта? По-твоему все эти инструменты лежат здесь для красоты или для того, чтобы в зубах ковыряться? Хватай в руки нож, топор, пилу, что угодно, и начинай вскрывать ей грудную клетку. И раз ты так уверен в своем диагнозе, доставай сердце. Я хочу видеть признаки озвученной болезни. И только тогда я позволю тебе поставить подпись.

Мы, почти с минуту, молча глядели друг на друга. У старика получалось даже не моргать все это время. Затем я взял в руки секционный нож и принялся за дело.

Работал я молча. К счастью и Безбородов держал все это время, в отличие от усопшей, язык за зубами. Я произвел У-образный надрез на ее груди, отведя кожный покров в стороны. Затем произвел торакотомию, отложив в сторону часть грудной клетки, по форме напоминающую бабочку. Спустя полчаса с начала операции в моих окровавленных перчатках оказалось мышечная масса, размером с яблоко, что все это время пряталась испуганным зверьком за мощной костяной решеткой. Во время вскрытия я думал про себя, что Безбородову приходится ой как нелегко заниматься этим в свои семьдесят с лишним лет. Разрезать аккуратно грудную клетку оказалось далеко не простой работой. Почти так же, как и дрова колоть. Правда, при рубке щепки летят, а не кровавые брызги и другие плохо пахнущие жидкости.

— На сердце видны три рубцовые раны, — спокойным бесчувственным тоном произнес я. — А также признаки некроза.

— Теперь бери нож и разрежь его на части. Я хочу, чтобы ты установил тип инфаркта, — не менее холодно изрек патанатом.

Я проделал и эту процедуру, продолжая бороться с рвотным рефлексом и черными «мушками» перед глазами. Скорее всего, мое лицо было бледным, но Безбородов не стал сыпать колкими шуточками по этому поводу. Мне пришлось разрезать сердце тонкими слоями, словно картофелину для чипсов, чтобы обнаружить искомое.

— Покойная пережила два субэндокардиальных инфаркта. Третий — интрамуральный — оказался фатальным. Этого достаточно? Или мне еще пожонглировать нужно для вашей полной сатисфакции?

— Жонглировать не надо. Но и высший балл ты не заслужил.

— Разве я не поставил правильный диагноз? — возмутился я.

— Вот тебе мой первый урок, Лёшка. — Безбородов, продолжая держать руки в карманах, принялся наматывать круги вокруг стола, при этом говоря с надменностью. — Некропсия всегда начинается со вскрытия черепной коробки. Затем вскрывается грудная клетка и извлекается органокомплекс — все органы изымаются в связке. Так легче производить исследование. И только после этой процедуры ты будешь знать наверняка: от чего скончался пациент. Ты же исследовал исключительно сердце. Да, она умерла от инфаркта, но где гарантия, что это была первопричиной? Может, у нее был сахарный диабет, который и повлек за собой осложнения на сердце? Мы этого не узнает, а все потому, что ты халатно отнесся к своим обязанностям.

— Выходит, я провалил вашу проверку? — устало спросил я, борясь с желанием почесать нос.

— Я сказал, что ты не заслужил высшего балла. Это не значит, что ты получил от меня неуд. Красный диплом тебе пока не светит, но в качестве награды, я позволю тебе прочесть медкарту покойницы.

Старик поднял с пола папку и чуть ли не торжественно вручил ее мне, дождавшись, когда я сниму перчатки и обработаю руки спиртом. Открыв ее, я быстро просмотрел диагноз (хирург не ошибся), но больше меня заинтересовал другой пункт в листе.

— Здесь стоит подпись родственников, которые отказались от некропсии.

Мои слова не возымели никакого эффекта на старого сумасброда. Он только громко чихнул в марлевую повязку, после чего пожелал себе здоровья.

— Мы ведь им ничего не расскажем. Пусть это останется нашим маленьким секретином.

Старик явно оттаял и даже в его глазах появились искорки уважения ко мне, и все же моему негодованию не было предела.

— Да разве так можно?! А вдруг им религия не позволяет делать вскрытие?! Вы понимаете, что они могут подать на нас в суд!

— Не на нас, а на тебя. Формально ты провел вскрытие, не изучив сопроводительных листов.

Злость забурлила во мне, и я пошел на старика, сжав кулаки.

— Притормози-притормози! — закричал он, выставив вперед руки. — Я просто пошутил. Согласен, виноват. Виноват даже больше твоего. Но, поверь мне, даже если про религию — правда, родственники Галины Федоровны Савченко никогда не узнают о том, что мы провели вскрытие. К счастью, для новичка ты аккуратно поработал с ее грудной клеткой. Мы ей вернем первоначальный вид. И сейчас я тебе покажу другую сторону нашей работы, после которой Федоровна будет выглядеть как после дорогого салона красоты. Можем покрасить ей волосы в фиолетовый цвет,… шучу я, шучу.

Ушел я с работы к семи вечера. От усталости, я с трудом стоял на ногах, и все же, прежде чем отправиться домой, я заглянул в магазин. Продавщица была другой. Я купил пакетик с молоком, стараясь не смотреть на мясной отдел холодильника. Лишь от одного вида свежего мяса, мне становилось дурно.

Тимофей ждал меня у двери. Во рту он держал очередного грызуна, в этот раз размером поменьше. Его желто-зеленый глаз довольно блестел. Я откупорил пакет и налил ему молока в блюдце. Заслужил. Затем, я положил на подоконник небольшую тарелочку и налил молока и в нее. На всякий случай.

Мне же совсем не хотелось есть, несмотря даже на то, что позавтракал я более чем двенадцать часов