Проклятые земли - Олег Бубела

– Так как теперь будем отсюда выбираться?

Парень никак не желал угомониться. И чего пристал? Ясно же, как божий день, что после этого случая с узников глаз не спустят, чтобы избежать повторения инцидента. И распихали нас по разным камерам явно неспроста. Видимо, раньше стражникам было лень носить еду в несколько комнат, поэтому они собрали заключенных в одной, но теперь вспомнили про инструкции и сделали все по уму. Так что нам остается только лапу сосать. Второго шанса не предвидится.

– Ник, чего молчишь?

– Я сплю, и тебе советую. А если так хочешь отсюда выбраться, попробуй использовать отверстие в углу камеры. Вдруг получится.

Я повернулся на бок, чувствуя, как ребра отзываются ноющей болью. Однако дышать мне удавалось вполне нормально, что означало – переломов нет. Антон не поленился подойти к отхожему углу, но потом все же сообразил, что я его наколол, и мрачно выругался. Я же отчего-то вспомнил, что сегодня впервые в жизни убил человека. Осознанно и без колебаний. И что же я после этого чувствую? Да почти ничего, кроме легкого удовлетворения – все-таки одним гадом меньше стало.

Это было слегка странно, так как даже в книге про орков главный герой пару страниц размышлял над ценностью человеческой жизни, но меня сейчас на раскаяние и сожаление по поводу содеянного не тянуло. Уж не знаю, что на это повлияло больше – мое воспитание или просмотренные шедевры западного синематографа, но осознание факта совершенного убийства не произвело на меня никакого ошеломляющего эффекта.

Наоборот, я даже жалел, что кинжал был всего один, однако в маньяки себя записывать не спешил. Ведь, если разобраться, эти личности от лишения жизни своих жертв получают удовольствие, а я рассматривал свое действие как средство достижения цели, поэтому только порадовался, что у меня крепкая психика. И с этой мыслью незаметно нырнул в сон, который больше напоминал липкий кошмар, в который два дня назад отчего-то превратилась окружающая меня действительность.

Всю ночь я куда-то бежал, в кого-то швырялся кинжалами, которые постоянно летели не туда, куда нужно, а наутро проснулся совершенно разбитым. Заставив себя сделать полный комплекс разминочных упражнений, я ощутил значительное улучшение. Кровь побежала по жилам, мышцы уже не были ватными и работали, как полагается. И хотя лицо все еще саднило, правый глаз до конца не открывался, разбитые губы опухли, а ребра покрылись синяками, я признал, что могло быть гораздо хуже.

При свете солнца я сумел рассмотреть сокамерников, в числе который оказался тот мужик, который сумел вместе со мной убежать с места побоища, и бомж, все еще сидевший рядом с отхожим углом и, по всей видимости, не испытывавший от этого ни малейшего дискомфорта. На лицах этих двоих тоже были заметны следы побоев и подсохшие кровавые разводы, демонстрирующие, что стражники их вниманием не обделили. Антон с утречка пораньше попытался завести старую песню о главном, но я послал его известным пеше-сексуальным маршрутом, и парень обиженно заткнулся. Был бы он вчера таким настойчивым, может быть, наша затея провалилась бы не полностью. Но когда было нужно, парень струсил, а когда надобности нет – зачем-то строит из себя героя, готового к подвигам. И как ему самому не противно?

Несколько часов прошло в мучительных раздумьях. Мучительных – потому, что абсолютно безрезультатных. Я морщил лоб, напрягал извилины, но так и не смог придумать способ, который позволил бы отсюда выбраться. Все идеи, даже самые фантастические и авантюрные, при внимательном рассмотрении не имели и тени шанса на успех. Особенно сейчас, когда рядом не было хороших помощников. Оставив бесполезные размышления, я отметил, что время завтрака уже подошло, однако к нам никто не торопился. Что, неужто решили заморить узников голодом? А я ведь вчера даже поужинать не успел, в отличие от бомжа, оказавшегося самым умным.

Когда, судя по солнцу, время приблизилось к полудню, в темнице появились гости. Первым делом они открыли дверь соседней камеры. Прозвучали несколько отрывистых команд, суть которых осталась за гранью моего понимания, и в коридоре началась какая-то возня. Долго гадать, что там происходит, не пришлось. Вскоре открылась дверь нашей камеры, и суровый стражник, появившийся на пороге, что-то нам сказал. Бомж и мужик, подчиняясь приказу, встали и вышли, мы с Антоном последовали их примеру. Там люди в балахонах связывали узникам руки одной длинной веревкой, располагая их на небольшом расстоянии друг от друга. Четверо из соседней камеры уже стояли в шеренге с хмурыми лицами.

Сперва захомутали мужика, потом один из стражников ткнул меня древком копья. Я с готовностью протянул руки, постаравшись максимально их напрячь, чтобы впоследствии веревка чуть меньше впивалась в запястья, и отметил, что узников вяжут на совесть. Такие узлы сложно распутать, а сама веревка хотя и тонкая, но довольно прочная. Не шелк, но что-то очень на него похожее. Порвать ее будет не просто, хотя на зуб обязательно стоит попробовать – чтобы потом знать наверняка, можно ли ее перегрызть, и как быстро это получится.

Следующим связывали Антона, которому я нисколько не завидовал – ему досталось «почетное» место рядом с бомжом, чей уровень благоухания за время пребывания в камере только повысился. После ароматного субъекта стражники открыли еще одну дверь, за которой находились представительницы слабого пола. Их оказалось шесть – две женщины средних лет, одна худая девушка-подросток с испуганными глазами и три лахудры преклонного возраста, внешне напоминавшие нашего бомжика. Пока их связывали, я прикидывал дальнейшее развитие событий и строил планы.

Итак, похоже, заключенных собираются куда-то переводить. Именно поэтому всех так тщательно связывали, что было довольно предусмотрительно, ведь быстро бежать таким «паровозиком» невозможно. Интересно, куда и с какой целью? Повезут на продажу в качестве рабов? Если да, это вполне приемлемо. Хоть быть рабом и унизительно, но в этом случае смерти можно не опасаться, так как любой хозяин должен заботиться о своем имуществе.

Идем дальше. При транспортировке шансы заключенных на побег слегка увеличиваются, поэтому нужно решить, стоит ли этим воспользоваться. Сейчас это однозначно не получится, стражников в темнице многовато – аж восемь человек. Они точно не допустят никаких эксцессов. Но я предчувствую долгую дорогу, иначе зачем узников нужно было так основательно спутывать? А в дороге может всякое произойти. Главное, только не упустить удобную возможность, если таковая представится. И обязательно переговорить (или, правильнее сказать, перемахнуться?) с Архом, чтобы в случае чего действовать с вояками сообща.

Мои надежды рухнули, когда стражники вывели из следующей камеры еще четверых заключенных, в числе которых оказался Арх с одним из приятелей. Воин сильно хромал, придерживая правую руку, распухшую у плеча. Похоже, ему ее сломали. Либо случайно, либо намеренно, чтобы воин больше не помышлял о сопротивлении. Видимо, стражники все же догадались о том, кто затеял побег, так как все остальные пострадали меньше – хотя их лица были разбиты, но выносить никого не пришлось. Это только подтверждало мою версию с рабами – им не хотели нанести тяжелых увечий, уменьшающих ценность товара.