Подмена - Бренна Йованофф

Карлина схватила микрофон и пропела начало куплета:

Мы — близкие,

Мы живем рядом с вами вечно!

Мы — низкие,

Запалим ваши шпили, как свечки!

Мы неприметные,

Мы незаметные,

Подожжем ваш высокий остров!

Никто в этом сонном местечке

Не хочет восстания монстров!

Гитарист за спиной Карлины сплюнул облако пепла и повел соло. Когда толпа перестала бесноваться и начала хором подпевать, он вскинул голову и улыбнулся лучу прожектора так, словно видел солнце.

Холод, зародившись в макушке, мгновенно разлился по моей груди и рукам.

Я его узнал.

Угол сцены не позволял разглядеть басиста как следует, поля шляпы отбрасывали тень на его лицо, но даже в полумраке я его узнал. Я видел его на мосту. Это он окликнул меня, обратил внимание на мои глаза, высмеял мои трясущиеся руки и синие губы.

Я стоял в толпе, уставившись на страшного человека со страшной улыбкой.

Я знал его тайну, а он знал мою.

Закончив выступление, музыканты «Распутина» отсоединили свое оборудование, и на сцену вышла рок-группа «Концертино». Голос у солиста был пристойный, но это не спасало сырые аранжировки и злоупотребление искажением звучания, к тому же, отсутствовало сумасшедшее сценическое обаяние Карлины Карлайл, «Старлайт» опять начал выглядеть пыльным и обветшавшим. Обычная арендованная площадка.

Элис по-прежнему стояла в кружке своих друзей, и я вдруг решил, что мне станет лучше, если я выпью воды. Это был подходящий повод подойти к ней. Можно просто пройти мимо. А можно что-нибудь сказать или вдруг она сама меня окликнет. Короче, я направился к бару.

Гитарист из «Распутина» появился бесшумно. Только что я был совсем один, пробираясь вдоль стены к пожарному выходу. И вот он уже рядом, зловеще подсвеченный зеленой табличкой «Выход».

Он кивнул в сторону Элис и ухмыльнулся, будто знал нечто очень забавное.

— Прелесть! Но с такими, как эта, надо быть настороже. Может подкараулить на парковке и поцеловать взасос, сунув свой холодный железный язык тебе прямо в глотку.

Я отпрянул, но басист удержал меня, поймал за подбородок, впился пальцами в тонкую кожу под скулой. Потом притянул меня к себе так, что моя шея изогнулась под неестественным углом. Дыхание у него было горячее, пахнувшее паленой листвой.

Мы стояли в зеленом свете таблички и смотрели друг на друга. Мне было больно, но я не вырывался. На сцене он мог маскироваться, а здесь, внизу было глупо так себя раскрывать. Его глаза были неестественно темными. Не говоря уже об острых мелких зубах, едва помещавшихся во рту.

Я не шевелился, решив вытерпеть все, лишь бы не привлекать внимания.

Он наклонился, и тень от полей его шляпы накрыла нас обоих.

— Ты бледный и холодный, от тебя воняет железом. — Он говорил с усилием, казалось, слова с трудом протискиваются сквозь частокол его зубов. — Не притворяйся, будто ты не заражен и тебе не больно. Тебя выдают дыхание и белки глаз. Отрава уже у тебя в крови!

Я стоял, не в силах отвернуться, когда он наклонился еще ниже, еще крепче стиснул мой подбородок и хрипло прошептал:

— Неужели только такой урод, как я, способен сказать тебе правду: ты умираешь!

Пульс взорвался так, что пришлось вытянуть вперед руку, чтобы не упасть. Здание сначала навалилось на меня, потом откатилось обратно. Держась за стену, я смотрел на гитариста. Я не хотел делать ничего такого, чтобы он решил, будто его слова произвели на меня впечатление.

Умираю? Сама эта мысль была настолько чудовищной, что я растерялся. Да, возможно, я заболел, но — умираю?

Но где-то в глубине души я знал, что в его словах есть доля истины. Вспоминая все случаи, когда мне становилось плохо от поездки в машине или из-за стальных рабочих столов в лабораторном крыле школы, я не мог не признать, что каждый следующий раз был, пусть ненамного, но хуже предыдущего. Впрочем, если придерживаться фактов, то я и так зажился. Так сказать, злоупотребил гостеприимством, вместо того, чтобы много лет назад упокоиться на неосвященном участке кладбища, как Натали Стюарт.

Нет. Не как Натали — как тварь, зарытая под ее именем.

Мне вдруг стало так холодно, что я задрожал.

Гитарист наклонился ко мне и улыбнулся — почти по-доброму. Его нос очутился в неприятной близости от моего.

— Я могу изменить твою жизнь, — прошептал он. — Если сейчас пойдешь со мной, я спасу тебя.

Да, но на сцене «Концертино» играли песню под названием «Убей трусов», и никто не спас Келлана Кори. Неважно, что он был невиновен, а судебное решение округа было обыкновенным убийством, только под другим названием. Главное, ни в коем случае не общаться с чужаками. Иначе не успеешь опомниться, как тебя вздернут.

Я положил руку на запястье гитариста и вывернулся.

Его глаза были сплошными провалами тьмы, вдруг яростно и жарко вспыхнувшими под полями шляпы.

Я быстро — прежде, чем он успел меня поймать — повернулся и зашагал в сторону, куда направлялся до этого.

Сердце тяжело и испуганно бухало в ребра, пока я пробирался сквозь толпу к месту, где стоял Росуэлл — мой друг Росуэлл, который слишком громко говорил и смеялся, размахивал руками и почти всегда мог заставить меня чувствовать себя нормальным.

Я знал, что на этот раз одного моего притворства будет недостаточно. В ушах продолжал звучать голос гитариста, вновь и вновь отражаясь от стенок моей черепной коробки, как тихое эхо: «Ты умираешь».

Когда я добрался до биллиардных столов, Дрю терроризировал беднягу Росуэлла «в девятку» — один за другим забивал шары, тут же объявлял новую партию и продолжал начатое.

— Ну, что там стряслось? — спросил Дэни, опершись на кий.

— Ничего, — ответил я, откашлявшись. — Так, маленькое недоразумение.

Дэни как-то нехорошо посмотрел на меня. Обычно, если ситуация грозила стать напряженной или неприятной, он с легкостью обращал все в шутку, но теперь почему-то на его лице не было улыбки.

— Немного странное место для недоразумений, знаешь ли. Чего он хотел?

«Ты умираешь. Ты умираешь».

Я невольно покосился в сторону пожарного выхода. Там никого не было, только зеленая табличка светилась над дверью, слегка помаргивая.

Дэни продолжал разглядывать меня с бесстрастным видом.

Что хотел этот тип? Куда-то меня отвести, что-то дать или что-то рассказать. Он сказал, что хочет меня спасти, и я тоже этого хотел, но только не посреди «Старлайта», не на глазах у всех, и не так, чтобы моим спасителем оказался подозрительный желтозубый тип с полыхающими черными глазами. И еще я не мог отделаться от взгляда Дэни, который, казалось, только и ждал, когда я себя выдам.