Убийцы дронов - Сергей Самаров

А мне пока следует выполнять свою работу, непосредственно мне порученную.

— Так где ты видела эту собаку? — грозной тучей навис над бедной пьяницей рядовой Самохин, легко и непринужденно включаясь в игру в доброго и злого допрашивающего. Только почему-то прикладом автомата не замахнулся, хотя мне казалось, что он обязан это сделать. Честно говоря, у меня даже было ощущение, что он этим прикладом может и к самому лбу приложиться, и я мысленно готовил фразу, чтобы и пыл рядового слегка охладить, и показать женщине, что считаю такие методы допроса допустимыми.

Он, однако, не ударил. Поэтому я, заглянув ей в глаза, всего лишь спросил спокойным голосом:

— Где вы видели эту собаку?

— На вокзале, когда людей убивали… Там слепой с собакой стоял. Он за колонну спрятался, чтобы его не раздавили. И собаку спиной загородил, чтобы ей лапы не отдавили. Там вообще такое было!.. Такое творилось!.. Все бежали друг по другу…

— Вы точно уверены, что там была собака со слепым?

— Точно. Я мимо пробегала, когда она лаяла. Я, вообще-то, собак не боюсь, а эта зубы оскалила и готова была в ногу вцепиться.

— Это все, что нам требовалось узнать… — повернулся я к хозяйке квартиры.

— А ее что, с собой не заберете? — удивленно спросила она, кивнув на подругу.

— У нее муж есть. Пусть он и забирает. Нам ее брать некуда.

Выйдя из подъезда, я остановился и шумно перевел дыхание. Воздух в комнате был настолько пропитан парами алкоголя и табачным вонючим перегаром, что дышать там полной грудью я не решался, да это вообще было невозможно. Постояв немного, я поспешил к машине. Рядовой Самохин старался не отставать. Я быстро назвал водителю последний адрес, который он сразу «загрузил» в память навигатора, и мы поехали. По пути я вытащил «планшетник» и одним пальцем отстучал на сенсорной клавиатуре сообщение полковнику Коломойникову…

Пока мы добирались до последнего в списке адреса (а я себе умышленно выбрал самый короткий список), на мой «планшетник» пришло двенадцать сообщений от других групп. Одного сообщения не хватало. Как раз от самого надежного человека, от старшего сержанта Ничеухина. Но это вовсе не говорило о том, что с ним и с его напарником случилось что-то экстраординарное. Если бы такое случилось, замкомвзвода успел бы при любых обстоятельствах подать мне сигнал простым нажатием тревожной кнопки на своем упрощенном «планшетнике»[8]. Скорее всего, ему просто нечего было сообщить, как и мне после поездки по первому адресу. Однако я решил перестраховаться и вызвал Ничеухина на связь.

— Ничеухин! Тебе есть что сообщить?

— Только то, как люди бежали и как они были перепуганы, товарищ старший лейтенант. Ничего интересного. Про собаку я спрашивал, никто из моих не видел ни собаки, ни слепого.

— Завершаешь работу?

— Еще два адреса осталось. Но у нас частный сектор. Пока нужных людей найдешь… Да и военных многие боятся. В одном доме женщина вообще через забор со мной беседовала. Запустить во двор не решилась, не то что в дом. Надо было с участковым ехать…

— Ладно, заканчивай работу. Проверь последних. У нас тоже один адрес остался. Я пока все сообщения проверю.

До нужного адреса мы добрались быстро. На звонок по домофону нас долго расспрашивали, кто мы такие и что нам требуется. Наконец дверь в подъезд все же открылась.

Лифт, вонючий в большей степени, чем общественный туалет, поднял нас на восьмой этаж. Звонить в квартиру не понадобилось. Женщина старше среднего возраста стояла на пороге широко распахнутой двери и словно демонстрировала строгую решимость не впускать нас. Об этом говорили и поза, и выражение лица. Упертые в бока кулаки демонстрировали воинственную решительность. А если она и собиралась нас впустить, то только после выполнения какой-то обязательной, на ее взгляд, процедуры. Этой процедурой оказалась необходимость выслушать назидательную речь о том, что мы, люди, которым страна доверила в руки оружие, не в состоянии защитить своих граждан. Честно говоря, против этого и сказать было нечего, а оправдываться не хотелось. Оправдываются обычно те, кто чувствует свою вину. А я своей личной вины в случившемся не чувствовал, хотя брал на себя ответственность за уничтожение бандитов, где бы они ни скрывались.

— Простите, но ваши обвинения не совсем по адресу… — ответил я хозяйке квартиры. — Мы представляем российскую армию, которая не наделена следственными функциями и может быть задействована только в защите рубежей страны и ее граждан от внешней агрессии.

— О чем я и говорю, — стояла на своем женщина. — Вы и обязаны нас защищать…

— Как вы себе это представляете? — задал вопрос рядовой Самохин, которого она удостоила презрительным взглядом от ног до макушки, после чего повернулась ко мне, желая разговаривать только с офицером, но никак не с молодым солдатиком.

— А я и представлять ничего не должна. Вам в руки страна доверила оружие, вот и думайте, как жителей страны защищать.

— Если мы будем расстреливать всех направо и налево, жители нас же и станут обвинять в излишней жестокости. Нас и без того обвиняют. Даже тогда, когда мы уничтожаем откровенных бандитов. А пока они не совершили преступления, они не всегда могут считаться бандитами.

Это была больная точка всех силовых структур, против которых часто поднимался вопрос о применении излишней жестокости. Предположим, в горах обнаруживалась банда. Причем достаточно хорошо вооруженная. Уже одно наличие вооружения согласно закону давало право на уничтожение банды. Но всегда находятся люди, называющие себя громко правозащитниками, которые заступаются за бандитов, ссылаясь на то, что они, дескать, ничего противозаконного не совершили. Для нас это весьма болезненный и неприятный момент. Правозащитники не желают брать во внимание тот факт, что просто так, от любви к оружию, люди в горы не уходят. Если они берут в руки оружие, значит, собираются его применять. И применяют обычно против мирных жителей. Таких вот, как эта женщина, что не желает пускать нас в свою квартиру.

— Если бы вы их вовремя расстреливали, не всех, а только тех, кто опасен, мой муж сейчас не лежал бы в больнице, — произнесла она и неожиданно отступила на шаг, пропуская нас в квартиру. Посередине комнаты стояла молодая женщина с встревоженными глазами, и я догадался, что это ее дочь, которая пришла поддержать маму.

— А что с вашим мужем? — вежливо спросил я.