Тише воды, ниже травы - Марина Серова

— Как ни странно, нет, — отрицательно покачал головой Виктор. — Хотя раньше, когда она замечала намеки на то, что я хотел бы прервать наши отношения, она начинала вести себя подобно тому, что вы сейчас описали. Ну, заводила всякие разговоры типа «а вот помнишь…», робкие угрозы какие-то произносила и все такое.

— А когда же в ней произошла перемена? Когда она стала к вам равнодушна?

Мироненко задумался, потом ответил:

— Наверное, где-то еще в октябре пошло некое охлаждение. Она стала спокойнее, безразличнее… Я тогда не задумывался, почему так, мне это принесло даже некое облегчение. Но я думал в глубине души, что это у нее временно — на нее находили порой такие спады, она становилась вялая, апатичная…

«Ну точно, маниакально-депрессивный психоз, — подумала я. — С психологом Пименовым нужно бы встретиться как можно скорее».

Стоп!

— Скажите, Виктор, — перебила я журналиста, — а вы знали о том, что Дина занимается с психологом?

— Да, она говорила, — подтвердил Мироненко. — Но я считал, что ей это на пользу. У нее действительно много чего было в характере, что требовало, скажем так, корректировки.

— И примерно в это время и пошло ее охлаждение?

— Ну да, наверное, началось все тогда, — подумав, кивнул тот.

— Угу, — пробурчала я, помечая в блокноте фамилию и телефон Максима Алексеевича красным фломастером. — А уж когда вы вернулись от родителей из района, то и вовсе отметили полное угасание чувств со стороны Дины?

— Ну да, — согласился Мироненко. — И, честно говоря, не расстроился. Так что, уверяю вас, у меня не было причин убивать ее. Если вы предполагаете, что я, может, из ревности…

— А что, были основания? — уточнила я. — У Дины кто-то появился?

— Да не знаю я! Я же сказал, что просто перестал ею интересоваться. И в нашу последнюю встречу мы ничего такого не обсуждали. Наверное, это само собой подразумевалось, что у нее кто-то есть… Но мне было уже неинтересно. Какое мне до этого дело? Спросите в конце концов у ее подружек. Они должны лучше знать о подобных вещах!

Виктор снова начал заводиться и нервничать. Он поерзал на стуле, а потом сказал:

— Если не возражаете, давайте пройдем на кухню, мне курить хочется.

Я легко согласилась, и мы переместились на кухню. Помещение там было просторное, как и во многих домах старого типа. И запущенность была характерная — протекшие потолки, облупившаяся кое-где штукатурка, крашеные деревянные полы, уже порядком обшарпанные. Мебель — самая простая, типичная для середины прошлого столетия.

Виктор присел на самодельный широкий табурет, крашенный некогда в белый цвет, и придвинул мне такой же. Постаравшись не зацепить колготки, я осторожно присела на краешек и закурила.

— Виктор, у меня есть к вам один очень важный вопрос, — сделав пару затяжек, спокойно произнесла я. — Как вы с Диной решили поступить с ее беременностью?

Мироненко вздрогнул и уронил пепел. Потом, несколько раз бесцельно потеребив бородку, быстро произнес:

— Никак. Мы это не обсуждали.

— То есть? — удивилась я.

— То есть я ничего не знал ни о какой беременности. Дина мне не говорила.

— Вот как? — еще сильнее удивилась я. — Это почему же?

— Не знаю, не знаю! И думаю, что теперь уже никто не узнает! — нервно проговорил Мироненко и вскочил с табуретки.

В три затяжки досмолив сигарету, он резко затушил окурок в стеклянной банке и отошел к окну, отвернувшись от меня.

— Наверное, она сама собиралась решать эту проблему, — через некоторое время произнес он.

— Но вообще-то женщины, как правило, сообщают о таких вещах своим любовникам, — заметила я. — Это же не только ее проблема, а ваша общая. Если она вообще считала беременность проблемой.

— Что вы имеете в виду? Думаете, она собиралась рожать? — изумился Виктор.

— Я ничего еще не знаю на сто процентов, могу только предполагать. Я же говорю, что просто пытаюсь разобраться во всем и потому нуждаюсь в вашей помощи. Я ведь не знала Дину, а вы общались с ней довольно длительное время. Как вы смотрите на такой вариант: может быть, она потому и не сказала вам ничего, что собиралась оставить ребенка?

Мироненко было задумался, а потом вдруг, словно вспомнив о чем-то, быстро махнул рукой:

— Нет, ерунда. Не знаю я, что у нее было в голове, но рожать от меня она не собиралась, я вам точно говорю. И вообще… Если уж об этом зашла речь, то могу сказать, что наверняка она забеременела не от меня.

— Почему вы так уверены?

— Как почему? Потому что я не знал, что она забеременела! Вы же сами сказали… действительно, каждая женщина должна была бы сказать о таком, а она не сказала. Значит, знала, что меня это не касается.

Я вздохнула. Действительно, аргумент, приведенный Виктором, выглядел убедительно. Но… Много было и такого, что не позволяло мне думать, будто бы Дина Черемисина забеременела от кого-то другого. Пока что я не стала вдаваться в размышления по этому поводу, а решила перевести разговор на другую тему.

— Скажите, Виктор, а почему вы развелись с женой?

Мироненко сначала ошеломленно замер, а потом, повернувшись ко мне, медленно спросил:

— А… это-то какое отношение имеет к Дине?

— Может быть, и не имеет. Но я уже объясняла, что меня интересует многое из вашей личной жизни. Вернее, мне это необходимо для расследования.

— Ну знаете, это уж мое личное дело! — упрямо произнес Виктор. — И говорить о нем я уж точно не обязан. Даже в милиции. А вы не из милиции и должны сказать мне спасибо, что я вообще столько вам рассказал.

— А я и говорю, — невозмутимо отреагировала я. — Говорю большое спасибо и прошу, раз уж вы начали, помочь мне до конца.

— Это не окажет вам никакой помощи! — стоял на своем Мироненко. — Моя бывшая жена вообще тут ни при чем.

— Хорошо. Тогда скажите, пожалуйста, где она живет?

— Не скажу! — запальчиво, словно мальчишка, выкрикнул Мироненко. — Оставьте в покое хоть мою бывшую жену! У вас и так достаточно информаторов. Та же Лера Павлова, например. Наверняка именно она навела тут тень на плетень, и все — против меня? Обвинила, вероятно, во всех грехах и выставила убийцей?

— А вы, кстати, знакомы с Лерой? — не стала я ни подтверждать, ни опровергать его предположения.

— Знаком, — буркнул в сторону Виктор, закуривая новую сигарету. — Скажу сразу, мы никогда друг другу не нравились. Лера всегда вела себя как бы свысока, словно давала понять, что я для Дины не пара. Может быть, она тем самым хотела поднять уверенность подруги в себе, но мне такая ее манера поведения была неприятна. Да и на Дину, честно говоря, она не действовала. В том смысле, что уверенности в ней не прибавлялось. Потом я попросил Дину оградить меня от встреч с Лерой, и больше мы не виделись. Только на похоронах встретились снова.