Серебряный ангел - Джоанна Линдсей

— Теперь понятно. Но ты ведь рассказал мне все это не для того, чтобы порадовать меня логикой изложения.

Маршалл наконец улыбнулся.

— Не исключено, что ты все-таки пересмотришь всю позицию относительно поездки за мисс Вудс. В этом случае мы бы не возражали против того, чтобы ты заодно выяснил, кто стоит за попытками убить дея Барики, и сам ликвидировал эту угрозу на месте.

Дерек чуть не задохнулся от смеха.

— Черт побери, а не слишком ли о многом вы меня просите. Марш?

— Англия сможет отблагодарить тебя… неофициально, конечно.

— Уж это конечно, — сказал, продолжая, граф. — Ну хорошо. Марш, тебе удалось переубедить меня, — добавил он вдруг.

Маршалл сел. Он не поверил своим ушам.

— Ты шутишь!" Неужели ты действительно поедешь, отложишь свадьбу, нарушишь слово, данное деду?

— Да. Но если ты собираешься и дальше напоминать мне обо всем этом…

— Нет, нет, даже не мечтай.

— Тогда завтра я уезжаю.

Наступивший вечер граф встретил с чувством законного удовлетворения от пережитого дня. Он смог получить у Маршалла полезную информацию, не раскрывая того, что знал сам, достичь полного согласия с дедом относительно необходимости поездки в Барику и распрощаться с Каролин, избежав слез и упреков. Предстоящий отъезд его не огорчал. Конечно, он покидает Англию и все, что ему дорого здесь, но отсутствие будет не таким долгим. А когда Дерек возвратится, они, как и намечалось, справят свадьбу, он начнет семейную жизнь, и дедушка будет полностью удовлетворен.

Сейчас было самое время подумать о предстоящей ночи, последней ночи на твердой земле, перед тем как он вступит на палубу корабля и на много недель окажется в чисто мужской компании. Дерек поманил пальцем проходившую внизу у лестницы горничную. Ему было все равно, какая из девушек оказалась рядом. Все молодые служанки были его интимными подружками.

Граф улыбнулся, услышав хихиканье девушки, которая поднималась к нему. Это оказалась Клер, симпатичная миниатюрная брюнетка с ненасытным аппетитом. Отличный выбор! Дерек обнял девушку одной рукой.

— Мы слышали, вы уезжаете, милорд, — произнесла Клер. — Мы с Маржи собирались зайти к вам попозже, чтобы попрощаться.

— И ты собиралась? — медленно спросил граф, как бы случайно поглаживая пальцами по ее груди. — Тогда мы можем попрощаться с тобой сейчас, а с Маржи я встречусь попозже, если, конечно, у меня еще останутся силы.

Когда он повел ее в комнату. Клер опять захихикала. Эти звуки нравились Дереку. Ведь он вырос среди них, проведя детство в гареме. И то, что он так любил женщин, в общем-то было естественным следствием его воспитания. Среди ограничений, которых граф опасался по приезде в Англию, главным было то, что он не сможет иметь собственного гарема. Но на самом деле это ограничение оказалось не таким строгим, по крайней мере в его распоряжении была целая стайка симпатичных горничных. Слуги привыкли угождать хозяину. Но сладостной чувственности Востока, где мужчина крайне редко посвящает всю свою любовь одной-единственной женщине, он все-таки лишился. Равная ему по положению женщина требовала здесь вечной преданности исключительно ей. Это было немыслимо, но Дерек принял эту особенность жизни Запада.

Он понимал, что и Карелии ждет от пего преданности. Сейчас она думала, что граф ей верен. То, что это было не совсем так, однако, не вызывало у него чувства вины. Ведь его нельзя было обвинить в том, что он ее не любил. Дерек обожал Каролин. На Востоке она была бы его икбаль — любимой женой. Но она была больше чем икбаль. Каролин была его самым близким другом, а такие отношения между мужчиной и женщиной невероятны на Востоке. Дерек был совершенно уверен поэтому, что сможет соответствовать английским стандартам хорошего мужа и не дает Каролин поводов для сожаления. Ему просто придется быть поосторожнее.

Но все это будет потом. Сейчас у него нет одной-единственной жены, утром начнется долгое путешествие в Барику, и кто знает, сколько времени пройдет, пока ему доведется встретить в другой раз такую же услужливую девушку, как Клер.

— Идемте, лалла, вам надо чего-нибудь поесть.

— Зачем?

Хаким с беспокойством смотрел на девушку, свернувшуюся клубком на низкой кровати. Волосы ее, которые она давно не расчесывала сама и к которым не позволяла притрагиваться другим, свалялись в какую-то паутину из серебряных узелков. Синева под глазами свидетельствовала о бессонных ночах. На ней было то же самое платье, которое девушка надела четыре дня назад, когда ей вернули узел с одеждой, и его лиловый цвет еще больше подчеркивал бледность ее лица. Она не переодевалась даже на ночь и спала прямо в нем. Единственное, на чем не отразилось бедственное состояние девушки, был тон ее голоса, изредка раздраженный, чаще холодно-враждебный.

Стены каюты, в которой находилась Шантель, теперь были украшены ярким шелком. На полу лежали мягкие меховые коврики. Нашли даже тюфяк, который тоже обтянули шелком, и положили на него широкие подушки. За решетчатой перегородкой в углу каюты поставили медную ванну. Но девушка никак не отреагировала на все эти улучшения обстановки, в которых активно участвовал и Хаким. Она не притронулась ни к кусочку источающего тонкий аромат мыла, ни к сосуду с благовонным маслом, нетронутой оставалась и вода, которую Хаким каждый день подогревал.

С тех пор как ее схватили, Шантель не съела ни кусочка. Она отказалась даже от деликатесов, которые специально для нее выделил из собственных запасов капитан. Хакиму казалось, что весь имеющийся запас доводов на ее уговоры он уже исчерпал. Он говорил о том, что бояться ей нечего, описывал богатую и полную удовольствий жизнь, которая может ожидать девушку, рассказывал, что ее вполне может купить в жены какой-нибудь высокопоставленный государственный чиновник. Хаким доказывал, что жены пользуются гораздо большей свободой, чем наложницы, и то, что она еще сможет быть вполне счастлива вопреки своим диким предчувствиям. Но девушка, казалось, пропускает все это мимо ушей, а может, просто не верит ему. Что говорить еще, Хаким не знал.

— Ваши страдания напрасны, лалла. Если вы умрете, какой в том будет резон?

— Самый прямой, — ответила Шантель, — я сохраню семейную честь Бурков от позора рабства. Хаким вздохнул.

— Будь вы мужчиной, это было бы действительно так. Но с женщинами все иначе. Я уже говорил вам…

— Ничего подобного, — оборвала его раздраженно Шантель. — Я в любом случае буду рабыней.

Хаким посмотрел на серебряный поднос с нетронутой пищей и решил, что отступать ни в коем случае нельзя. Помощи ждать неоткуда. Ее необходимо заставить поесть.

— Напрасно вы истощаете свои силы, лалла. Скоро уже будет невозможно спасти вас.

— И что?

— То, что существует Раис Мехмед. Когда он поймет, что до Барики вас живой не довезти, вы потеряете для него всякую ценность. Он отдаст вас команде. Они будут пользоваться вашим телом, пока вы не умрете.