Ненавижу тебя любить - Анна Веммер

Мне снова хочется отвернуться, но отворачиваться на этот раз не от кого, а слезы в голосе можно и скрыть.

— Да никак, Вер, никаких у нас дел нет. Володя Машу утром забрал…

— Вот мудак! Как он вас нашел?

— По следам от мозгов, которые через уши вытекли.

— Так, ну и где ты сейчас? Вернешься?

— В больнице.

— ЧТО?! — Я глохну от вопля подруги. — Что он с тобой сделал?! Я… так, надо идти в полицию. Разборки разборками, дети детьми, но рукоприкладство уже ни в какие ворота. Ты побои сняла?!



— Вера! Остынь на секунду, он меня не бил. Я просто шлепнулась в обморок и загремела в кардиологию. Сделают узи и отпустят на свободу.

— Все равно давай заявление напишем. Я уверена, что в уголовном кодексе есть статья, которая запрещает быть таким козлом. Что ты собираешься делать дальше? У тебя план есть?

Вера хорошая подруга. Даже не знаю, как мы сошлись, мы настолько разные, что сложно представить столкновение наших миров. Вера — яркая, даже слишком, немного бесцеремонная, небогатая, но довольно успешная женщина. Мечтает о семье, головокружительном романе, который, в силу немного специфической внешности и излишнего напора, все никак не состоится.

Муж называл ее базарной бабой, а я только рядом с Верой чувствую себя спокойно.

— Нет у меня никакого плана, — глухо говорю я.

— Ну ладно, Ксюх, не раскисай. Как ты себя чувствуешь?

Я не выдерживаю и всхлипываю. Пробегающая мимо медсестричка удивленно на меня косится, но, к счастью, не лезет с вопросами.

— Вер… он меня там оставил. Я его просила не уходить, а он ушел, я упала, а он не вернулся.

— А скорую кто вызвал?

— Мужик какой-то, прохожий.

— Пиздец.

— Вот так вот.

— Знаешь, а может, ну его, а? Пусть подыхает, раз мудак такой. Он еще приползет прощения просить, когда поймет, что бабам только его бабло нужно, а сам он весь такой замечательный ни в хер им не уперся. Ксюх, ну правда, ты с ним год уже разводишься, загремела в кардиологию. Дальше что? Ты хоть знаешь, какие болячки от нервов бывают? И кто тебе поможет? Мудак твой? Который оставил тебя на улице валяться без сознания, ждать прохожих?

— Ну а Маша как?

— Маша… Маша… Ой, Ксюх… клиент пришел. Давай я тебя наберу попозже, ладно? Ты там не волнуйся только, лечись, как скажут.

— Хорошо, Вер. Работай. Со мной все в порядке.

Хотя на самом деле я понятия не имею, так ли это.

Остаток дня я бесцельно брожу по этажам, чувствуя себя запертым в тесной клетке зоопарка зверьком. На развлечения не хватает концентрации, на осознанное обдумывание будущего — сил. Я словно в каком-то сне, брожу по серым унылым коридорам, смотрю на невеселых посетителей, врачей, в мыле бегающих по этажам. И никак не могу остановить в голове картинку.

Вот в зеркале заднего вида машины Владимир видит, как я падаю. Вот на секунду он замирает, оглядывается на Машу, которая всецело увлечена мультиками. И давит на газ, скрываясь за поворотом. Сколько я там валялась? Наверное, недолго, раз даже не простыла.

Это невозможно остановить, одна картинка сменяет другую, запускает лавину из воспоминаний.

Вот я стою на пороге квартиры Веры. Меня трясет, не то от шока, не то от холода — на улице дождь, а я прошла хрен знает сколько, не замечая его. Вот я пью обжигающий глинтвейн и рассказываю, что Володя подает на развод. И вот Вера ошеломленно спрашивает:

— Что, просто взял и выгнал тебя из дома?

— Да. Просто пришел с работы и сказал уходить.

Но на самом деле я лгу, и я ушла из дома сама. Только вряд ли хоть одной живой душе расскажу, почему, ибо тот вечер до сих пор помню смутно, настолько больно было, настолько страшно оставаться рядом с в один миг изменившимся мужем.

Сегодня Володи нет дольше обычного. Наверное, очередное собрание или переговоры. Я сижу на балконе спальни, ловлю последние сентябрьские деньки. Над головой — небо с россыпью звезд, на столике дымящаяся чашка мятного чая. Немного зябко, но за пледом идти не хочется, я решаю посидеть еще несколько минут — и готовиться ко сну. С утра нужно забрать вещи отца. Я давно решила, что не стану их разбирать, вряд ли там есть что-то ценное или важное. Отвезу в какой-нибудь благотворительный фонд, пусть сами разберутся, что там кому может помочь. Копаться в прошлом, снова бередить еще едва зажившие раны, мне не хочется.

Прошло уже два месяца с его смерти, но я все равно скучаю. Он не был идеальным отцом, а в последние годы почти превратился в чужого человека, но счастливое детство не выбросить из памяти. Я с трудом прихожу в себя после его гибели и во многом благодаря Машке. Ее оптимизм и детская непосредственность здорово выручают.

Я слышу хлопок двери и голоса. Отчего-то сердце тревожно сжимается, хотя, наверное, это Володя и проснувшаяся дочь — снова виснет у отца на шее. Я возвращаюсь в комнату… а в следующий миг чашка выскальзывает у меня из рук.

Муж пьян. Не в стельку, но блестящие глаза, ослабленный галстук и едва уловимый запах намекают совсем не на совещание в офисе. Но хуже всего то, что он не один, и от такой наглости у меня перехватывает дыхание. Наверное, я стою, как идиотка, хлопая глазами смотрю, как мой муж страстно целует рыжеволосую красотку в облегающем черном платье.

— И что это значит? — наконец я справляюсь с голосом, но все равно он звучит глухо.

— Может, уберешь осколки? — усмехается Володя. — Порежется кто-нибудь.

— Кто-нибудь, это вот это? — Я киваю на девицу.

— А… это. Это Карина. Она сегодня у нас переночует.

Карина хихикает и получает еще один развязный поцелуй в шею.

— Здесь переночует. Со мной…

— Хватит! Ты совсем свихнулся! Немедленно вон, оба! Вам, Карина, пора домой, а с тобой мы поговорим утром…

Муж отрывается от рыжей и медленно идет ко мне. Даже будучи нетрезвым, он умудряется излучать власть, уверенность. Мне не по себе, но злость пока еще сильнее всех прочих чувств. Я еще не поняла, что случилось, не почувствовала боли, я зла и растеряна.

— Карина. Будет. Ночевать. Здесь.

— Я твоя жена! И это мой дом тоже.

— Да ну? — хмыкает муж. — Ну, это мы поправим. Попозже. Но если ты так хочешь остаться, то я не против. Две шлюшки всегда лучше одной.



Он сгребает меня в объятия, целуя точно так же, как целовал минуту назад рыжую, и злость сменяется страхом, потому что против него бесполезно бороться. Он сильнее, выносливее, и кажется сейчас совершенно не тем человеком, за которого я вышла замуж.