Правосудие королей - Ричард Суон

– Доброе утро, – сказал он. Мороз превратил его выдох в облачко пара. На нем, как и на мне, был надет большой плащ, накинутый поверх его доспехов, и по румянцу на его щеках стало ясно, что он на улице уже давно.

Мое сердце затрепетало. Он был хорош собой, с широкими квадратными плечами, широкой квадратной челюстью и хорошими зубами, все из которых были на месте. Будучи сиротой, я росла на улицах и в домах призрения Мулдау, и та суровая, нищенская жизнь ожесточила меня. Однако за два года, которые я провела под отеческой защитой Империи, перенимая утонченные манеры Вонвальта, я снова смягчилась и отчасти вернула себе детскую невинность. Подойди этот парнишка ко мне два года назад, я бы коротко отбрила его и покрыла бы отборной бранью. Теперь же я ощутила, как краснеют мои щеки.

– Доброе утро, – сказала я.

– Как тебя зовут?

– Хелена Седанка, – ответила я. Не зная, куда деть свои руки, я сцепила их перед собой. – А тебя?

– Матас, – сказал он и прибавил: – Акер. Из городской стражи, – как будто это было не очевидно. Желая произвести на меня впечатление, он чуть повернулся так, чтобы продемонстрировать мне свое оружие – дорогой на вид меч в отличных кожаных ножнах. Сейчас я с улыбкой вспоминаю о том, что все-таки впечатлилась. Тогда я была всего лишь глупой девчонкой, очарованной молодым солдатиком.

Повисло неловкое молчание. Я, часто острившая с Брессинджером и Вонвальтом, двумя ветеранами Рейхскрига и агентами Империи, не могла найти слов, чтобы заговорить с юношей из провинции.

– Куда направляешься? – спросил он.

– Сначала в суд, потом в здание стражи, – сказала я. – По официальному делу.

– Какое приятное совпадение, – сказал Матас. – Я тоже иду к зданию стражи. Моя патрульная смена только что закончилась. Может быть, я тебя провожу?

– Как хочешь, – сказала я. Слова прозвучали резко, хотя я этого и не хотела.

Вместе мы побрели по снегу. На улицах было тихо, но те из прохожих, кто все же осмелился выйти наружу под утренний снегопад, часто останавливались, чтобы хоть мельком почтительно поприветствовать Матаса.

– А тебя многие знают, – негромко сказала я.

Он улыбнулся. У него была красивая улыбка.

– Мы стараемся, чтобы горожане замечали наше присутствие, – весело сказал он. – В Долине Гейл страже выделяют много денег. Поэтому мы можем регулярно патрулировать улицы. Лорд Саутер считает, что безопасный город – это процветающий город.

– И давно ты в страже?

Я заметила, что вопрос ему не понравился.

– Не очень давно, – наконец сказал он. – Только шесть месяцев. Видишь ли, нужно достичь определенного возраста, чтобы поступить на службу, – быстро прибавил он.

Мы свернули и прошли мимо рынка, где торговцы и работяги выкладывали товар на прилавки.

– А ты чем занимаешься? – спросил он. – Я видел тебя вчера. Ты работаешь на Правосудие?

– Я его секретарь, – сказала я.

– И тебе это не нравится?

Видимо, тон моего голоса выдал меня. Я посмотрела на Матаса.

– Нет, я довольна, – сказала я. – Это хорошая работа, и она открыла передо мной множество дверей. Сэр Конрад хочет, чтобы я тоже стала Правосудием.

– Я никогда не слышал, чтобы женщины ими становились.

– Такое случается довольно часто, – сказала я. – В правовых вопросах Аутун не видит различий между мужчиной и женщиной. «Все могут быть судимы законом, и все могут его поддерживать», – процитировала я одного старого юриста. Эта фраза была одной из любимых цитат Вонвальта.

– Так ты, значит, ученая, – сказал Матас, хотя по его тону было не понять, отпугнуло его это или нет. Я заметила, что других людей, в особенности мужчин, это часто отталкивало. – И ты бывала там? В Сове?

– Нет, – быстро сказала я. – То есть пока что нет. Когда-нибудь наш маршрут туда приведет, но не раньше, чем через несколько месяцев.

– А давно вы в пути?

– Уже почти два года, – сказала я.

– Пресвятая Нема! Так же нельзя жить.

Я пожала плечами. Мне почему-то захотелось вступиться за наш образ жизни.

– Ко всему привыкаешь. И потом, мы делаем важное дело.

– Конечно. Но разве это не тяжело? Когда нет дома, куда можно было бы вернуться?

Я замялась, почувствовав себя неловко. Я не любила рассказывать о своем прошлом незнакомцам, особенно тем, которые мне нравились.

– У меня уже давно не было дома, – сказала я.

– Сочувствую, – сказал Матас.

– А что же ты? – быстро спросила я. – Ты всю жизнь прожил в Долине Гейл?

Он кивнул.

– Моя мать умерла от оспы, когда я был совсем маленьким, но я все еще живу с отцом. Он был ранен, сражаясь с толцами в Марках, и теперь не может ходить.

– Сочувствую, – настороженно сказала я. В разговоре с сэром Радомиром мне пришлось промолчать, но сейчас я этого делать не собиралась. Если Матаса чем-то не устраивало мое происхождение, я бы дала ему отпор, и не важно, нравился он мне или нет.

– Ты ведь толка, верно? – беззлобно сказал он. – Седанка – такие фамилии дают марчанам.

– Верно, – сказала я. – А что? Тебя это заботит? Я еще не родилась, когда Рейхскриг пришел в Мулдау.

– Нет, не заботит, – быстро сказал Матас. – Я не держу на марчан зла. И вообще, мы теперь все подданные Аутуна. Я и сам другой жизни не знал.

Я успокоилась и застенчиво, неискренне улыбнулась ему. Я злилась на саму себя. Матас был хорошим парнем, а я вела себя неуклюже и была плохой собеседницей.

Мы свернули на улицу, которая вела прямиком к Вельделинским воротам. Примерно на четверти пути к ним располагалось здание суда – богато украшенное каменное строение, ощетинившееся турелями с коническими крышами из серого шифера и увешанное промокшими знаменами Совы. Здание стражи находилось чуть дальше, рядом с городской тюрьмой.

– Что ты думаешь об убийстве леди Бауэр? – спросила я, когда мы подошли к зданию суда, понимая, что наша совместная прогулка подходит к концу.

Матас пожал плечами.

– Скверное дело, это уж точно, – сказал он. – Обычно, когда случается убийство, простые люди только и делают, что тычут в других пальцами, и ничем ты их не остановишь. У нас сразу же список подозреваемых становится длиной с локоть. – Матас помедлил. – Сейчас все по-другому. Даже заподозрить некого. Сэр Радомир твердо уверен, что лорд Бауэр, каким бы тяжелым человеком он ни был, не виноват. Никто ничего не видел и не слышал. Мы прочесали всю восточную часть города и не нашли никого, кто бы внезапно разбогател – на случай, если это был неудачный грабеж. И никто не треплет языком, даже когда мы пытаемся их… разговорить, если ты понимаешь, о чем я. Леди как будто просто исчезла. Если бы не трещина в ее черепушке, – он постучал по шлему у виска, – все бы подумали, что она просто оступилась на берегу Гейл и утонула. Река глубокая, и течение у нее опасное. Не зацепись она за корень дерева, сынишка Тома Бевитта ее бы и не нашел.