Стены из Хрусталя - Кэрри Гринберг

Хотя, как говорят в народе, верь приданному после свадьбы.

Верховный вампир поморщился, потому что столь некстати всплывшая в памяти поговорка имела в его случае прямое а, следовательно, и куда более неприятное значение. Стоило ему вспомнить о своей свадьбе, как его охватывал озноб, которому позавидует и холерный пациент. Да, страшное было времечко.

Но как только он устроился в кресле, дверь на первом этаже снова заскрипела. Кто на этот раз? Еще на рассвете мясник оставил на крыльце бутылки с кровью и тяжелый сверток с различными деликатесами, обернутый плотной, но каждый раз подмокавшей бумагой. Лишних вопросов он не задавал, а уж в дом сунуться никогда бы не посмел. Почтальон тоже сломя голову несся прочь, как только опускал в щель письма и прессу. Лишь однажды он обернулся, но вид зубастой дверной щели, которая почавкала письмами и состроила ему рожу, припорошил сединой его виски.

Так кто же это может быть? Неужели… ну конечно! Такие шуточки очень даже в его духе!

Раздраженно скомкав свежий выпуск «Таймс,» лорд Марсден выбежал из кабинета, но уже на лестнице сменил торопливые шаги на мерную, грозную поступь владыки сих чертогов, готовясь обрушить заслуженную кару на непрошеных гостей…

Но вместо Мастера Дублина в окружении свиты, в прихожей он узрел лишь девицу в единственном экземпляре, бледную и худенькую. В своем бежевом плаще, из-под капюшона которого выбились ее пушистые волосы, она напоминала солнечный зайчик, непонятно как просочившийся в мрачный склеп. Слегка нагнувшись, девушка изучала рыцарские доспехи у входа, затем достала блокнотик и, послюнявив карандаш, начала что-то записывать.

Когда под ногой вампира скрипнули половицы, гостья оторвалась от блокнота и дружелюбно ему помахала, как будто они проживали в одном и тот же отеле, а сейчас встретились за завтраком.

— Я к Берте Штайнберг, — заявила она таким тоном, словно имя ее знакомой было пропуском в лучшие дома.

На лице Мастера расцвела улыбка, которая сошла бы за дружелюбную, если бы не острия клыков, уже наметившиеся под верхней губой.

— Мисс Штайнберг временно отсутствует, — сообщил он, учтиво кланяясь посетительнице, — но мы могли бы подождать ее… вместе.

Сияя от радости и рассыпаясь в благодарностях, девушка проследовала за ним в гостиную, из чего Марсден сделал вывод, что у нее, вероятно, не все в порядке с головой.

Уже полчаса мистер Стивенс обретался у колонны Нельсона, которая, как сострил некий французский турист, напоминала крысу, насаженную на палку. С этим замечанием Уолтер был в корне не согласен, но за столько времени ему приелся и Нельсон, всматривавшийся в Биг Бен, словно хотел узнать, который час, и львы у постамента, и Портретная Галерея.

Уолтер расхаживал взад-вперед, повыше подняв воротник. Напоминал он пастора в публичном доме, который боится, что его застукает здесь кто-нибудь из прихожан. Но даже коренной лондонец вряд ли разобрал бы его черты в сегодняшнем тумане — густом и грязном-желтом, от которого чесалось в носу и перехватывало горло, пока он пробирался все глубже и глубже в легкие.

Вампиры опаздывали.

На то они и нечисть, чтоб не держать свое слово, так что и обижаться на них глупо. Кто их знает, может и вовсе не придут. Это не только сберегло бы Уолтеру нервы, но вдобавок избавило бы его от неприятных объяснений.

Не с Эвике.

Та благожелательно относилась и к своей названой сестре, и к Берте, кем бы она там Гизеле ни приходилось. Как будто они были всего-навсего эксцентричными особами, вроде сомнамбул, что посреди ночи спускаются на кухню и выстраивают пирамиду из чайных чашек, при этом таращась на стену пустыми глазами. Как будто они не были убийцами…

Но ведь не были!

Помотав головой, Уолтер стряхнул наваждение, и его внутренний голос зазвучал по-прежнему — мямлил, запинался и подбадривал его «Ну что, не дрейфь, приятель.» Исчезла уверенность, которая, впрочем никогда и не принадлежала Уолтеру. Он взял ее напрокат.

У мистера Томпсона, который сейчас гостит у него дома.

Именно с ним молодому человеку и предстояло объясниться. Будь Уолтер сообразительнее, то использовал бы эти лишние полчаса, чтобы выдумать подходящее алиби на вечер. Но увы! Со стороны Пэлл-Мэлл уже показались две фигуры, мужская и женская, которые уверенно двинулись к нему.

Лишь когда они приблизились, Уолтер разглядел Берту, в угрюмом бомбазиновом платье, которое не блестело в свете фонарей, но как будто впитывало их сияние, преобразуя его в темноту. На этот раз вампирша не забыла закутаться в каракулевую накидку, на голову нахлобучила темно-синий чепчик и нервно теребила бант на шее. Хотя фроляйн Штайнберг утверждала, что ей плевать на тряпки, она убивала столько же времени, отпарывая кружева с чепчиков, которые дарила ей Гизела в надежде привить хороший вкус, сколько редкая модница тратит на обратный процесс.

В двух метрах от Берты шел невысокий худощавый вампир, разряженный по последней моде и с тростью подмышкой. От него так разило самоуверенностью, что Уолтеру тотчас захотелось дать ему в зубы.

Хотя вампиры шагали в ногу, расстояние между ними не уменьшалось, как если бы они несли прозрачную стеклянную раму и каждый придерживал ее одним плечом. Всем своим видом они давали понять окружающему миру, что даже не представлены друг другу, а движутся в одном направлении по чистой случайности.

— Привет, Уолтер, — не замедляя шаг, бросила Берта. — Нам на Флит-стрит, оттуда в какие-то закоулки. Кстати, познакомься — это Фанни Блейк, который вообще-то должен идти позади меня, потому как он слуга…

— Ау, Берта? Если я шел позади, ты б нас к Парламенту завела и в Темзе утопила.

— …и не заговаривать, не будучи спрошенным, — подытожила она тоном экономки, объясняющей новой горничной ее обязанности. Причем горничной, взятой из тюрьмы на испытательный срок.

Фанни закатил глаза и пошлепал губами, передразнивая девушку. Та прошипела какое-то слово на венгерском, которое Уолтер слышал лишь однажды — от трактирщика Габора, когда пьянчуга, задолжавший ему за полгода, выклянчивал кружку пива в долг.

Сначала мистер Стивенс никак не мог взять в толк, с какой стати вампиры, знакомые всего-то несколько дней, перешли на ты. Но судя по всему, произошло это не от избытка любви. Скорее наоборот.

Втроем они они поплелись по Стрэнду. Несмотря на поздний час, улицы были запружены. Из театров долетали обрывки арий. Магазинные витрины сверкали, словно огромные фонари, старавшиеся завлечь как можно больше мошкары. Высились горы фруктов и конфет, ворохи белых перчаток и воротничков лежали сугробами, начищенные медные сковородки блеском своим соперничали со столовым серебром, лупоглазые куклы с надеждой смотрели на прохожих, ожидая, когда же их вызволят из стеклянного плена. Даже гробовщик прицепил омелу к своей шестиугольной вывеске, обмотал гирляндой образцово-показательный гроб и набросал бумажных снежинок на саваны, сложенные в аккуратные стопки.