На скалах и долинах Дагестана. Перед грозою - Фёдор Фёдорович Тютчев
Шрифт:
Интервал:
— Вздор, — упрямо твердил Петр Андреевич в ответ на все предостережения товарищей, — никакой особенной опасности нет. Чем меньше отряд, тем ему легче остаться незамеченным; вся суть в людях, а со мной едут такие молодцы, за которых бояться нечего. Каждый из них один стоит десятка.
В последнем случае Спиридов не ошибался. Вызвавшиеся его сопровождать четыре казака были действительно молодцы на подбор.
Все четверо были уже старые, опытные казаки, знакомые с обычаями горцев, прекрасные наездники и стрелки, на хороших выносливых лошадях; оружие на них было исправное, и владеть им они умели в совершенстве. С таким надежным конвоем можно было рискнуть на многое, с большой надеждой на благополучный успех.
Для себя Спиридов выбрал лучшую из своих трех лошадей, недавно им купленную, золотистой масти Карабаха, выносливого и резвого.
Когда Зинаида Аркадьевна увидела Спиридова, выезжающего из ворот крепости, она слегка побледнела, и ей стоило больших усилий сохранить наружное спокойствие. Она очень боялась, чтобы Петр Андреевич не подъехал к ней сейчас же и не заговорил, пока она окончательно не овладеет собою. К большому ее удовольствию, он так и сделал. Поклонившись издали Балкашиным, он рысью проехал мимо них и до переезда через мост держался далеко впереди, желая, очевидно, дать успокоиться застоявшемуся и через то горячившемуся рядом с другими лошадьми коню. Только отъехав версты две от крепости, он придержал лошадь и остановился у края дороги, выжидая приближения медленно двигавшегося обоза.
Откинувшись внутрь тарантаса, Зина смотрела на Спиридова пристальным, немигающим взглядом, в то время как в голове ее проносились, быстро сменяя одна другую, разнообразные мысли. Она хорошенько сама не могла разобраться в хаосе сложных, противоречивых чувств, владевших ею в эту минуту. Ей казалось, будто больше всего она испытывает чувство обиды. Ее оскорбляло странное поведение Спиридова.
"Почему он, — думала Зина, — не зашел к нам перед отъездом? Положим, он ни к кому не заходил прощаться по свойственной ему некоторой пренебрежительности к людям, но ведь мы с ним были "друзья". Всегда относились к нему особенно любезно… Было бы вполне естественно, если бы он пришел, сообщил о полученном письме, о своем намерении ехать, сказал, уезжает ли он навсегда или намерен вернуться, словом, хоть что-нибудь, хоть какое-нибудь доказательство дружеского расположения, внимания. Этого требовала простая вежливость. Или, может быть, он "боялся"?" При этой мысли щеки девушки вспыхнули от стыда и обиды. Обиды тем более не заслуженной, что она не могла ни в чем упрекнуть себя. "Разве я ему навязывалась? — спрашивала она себя. — Ни я, ни папаша, мы никогда, ни разу не подавали никакого повода… Да у нас и в мыслях не было… Впрочем, нет, — остановила себя девушка, — я, положим, иногда думала, думала, как бы я могла быть счастливой, если бы он избрал меня своей подругой. У отца тоже было это в мыслях, я знаю, но мы оба искусно скрывали это. Одна мама была немного бестактна и иногда позволяла себе намеки, по ее мнению чрезвычайно тонкие, но, в сущности, весьма наивные… Ах, мама, милая моя, бесхитростная мама…"
Зина с любовью на мгновение устремила глаза на раскрасневшееся, немного раздраженное непривычной обстановкой лицо матери. Анне Ивановне, привыкшей дома целый день чем-нибудь заниматься, праздное сидение в тарантасе с бесполезно сложенными на животе руками было крайне утомительно и портило настроение духа. Заметив на себе пристальный взгляд — дочери, Анна Ивановна полусердито-полуласково, в свою очередь, взглянула на Зину.
— Ты что смотришь?
— Ничего, так, — улыбнулась дочь, — любуюсь вами, какая вы милая в шляпке и мантилье. Прелесть.
— Не привыкла мать в нарядах-то видеть, вот тебе и чудно, — с добродушным смехом говорила Анна Ивановна, и вдруг, очевидно, не будучи в состоянии побороть кипевшей в ней досады, она насмешливым тоном добавила, кивнув на ехавшего далеко впереди Спиридова: — Ишь, наш-то фон-барон, даже подъехать не хочет, поговорить. Еще бы, в Питер едет, там получше нас знакомство опять сведет, мы ему не пара, провинциалы.
— Не болтай пустяков, про что не знаешь, — угрюмо оборвал майор, но в тоне его голоса Зине почудилось, что и он в глубине души одного мнения с женою и тоже дуется на Спиридова.
"Вот мои старики на него обижаются, а за что? — задала вдруг себе вопрос Зина. — Какое мы имеем право требовать, чтобы он посвящал нас в свои интимные дела? Разве он обязан нам давать отчет? Кто мы для него? Чужие, хорошие знакомые и только, а с этим письмом у него может быть связана какая-нибудь тайна… любовь… Очень возможно, даже наверно. Но тогда отчего он никогда, даже в самые откровенные минуты ни единым словом не намекал ни на что подобное?.."
Зине припомнился один разговор. Он произошел несколько месяцев тому назад. Они сидели вдвоем на террасе их дома, и Зина спросила его: неужели у него не осталось в Петербурге если не невесты, то хоть кого-нибудь, о ком он иногда бы вспоминал с особенным чувством?
— Никого, — спокойно возразил Спиридов, — все мои чувства перегорели во мне, и теперь в моем сердце пустыня.
— Интересно бы знать, надолго ли? — кокетливо смеясь, спросила Зинаида Аркадьевна.
Петр Андреевич повел на нее каким-то особенно печально-холодным взглядом.
— Пустыни не заселяются, потому они и называются пустынями, — произнес он, — и в этом их роковая судьба.
Припоминая теперь этот разговор, Зина терялась в недоумении.
"Если он тогда говорил искренне, — рассуждала она, — то, значит, не любовь причиной его неожиданного отъезда, есть другая причина, весьма важная, но какая?.."
Напрасно Зина ломала голову: она ничего не могла
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!