Где начинается радуга? Часть 3 - Ирина Леухина

ночника чуть разбавлял ее из дальнего угла. Я судорожно схватила край одеяла и откинула прочь от себя, затем приподнялась на локтях, чувствуя липкий пот на теле, и глубоко задумалась.

Это сон или игра воображения?

Что мне приснилось, а что я видела в действительности?

Про себя я по порядку начала перечислять события прошлого дня. Ночь с Кванджоном. Утро в агентстве. Звонок Кванджона. Голос Дениса. А потом….

Глеб… Глеб… Глеб…

Его имя зазвучало эхом в голове, ускоряя вереницу прошедших событий. Мне захотелось вытеснить голоса, которые выкрикивали имя и которые напоминали мне о некогда поутихшей тоске. Но в след за всем этим проснулась мерзкая вина, протухшая, словно рыба забытая в мусоре.

Телефон безостановочно мигал из-за непрочитанных сообщений. Вчера, когда прибежала домой, я, не раздеваясь, рухнула в кровать и отключилась от мира. Я поступила так глупо; сбежала как маленькая от собственноручно созданных проблем. Неужели я настолько наивная, раз надеялась, что у меня есть шанс сбежать от них.

Прошлое всегда настигнет провинившегося отступника. Оно нападет и выстрелит пулями нерешенных проблем. Они как раз любят попадать в цель тогда, когда ты счастлив и готов начать новый путь.

Я просмотрела все сообщения, и все они пришли от Марины. От спокойных: «Где ты?», до истеричных: «Совсем чокнулась так убегать от спеца!».

Значит мне не померещилось. И этот парень не был всего лишь копией Глеба. Это действительно он, мой Глеб. Нет, не мой. Давно уже не мой.

Три часа ночи. Я одна в огромной квартире. Жуть подкралась неожиданно, но с ней бороться легко. Всего-то нужно включить главный свет. В шкафу на самой верхней полке я нашла потрескавшийся от частых перелетов чемодан, а в нем потускневший и помятый блокнот. В него я когда-то излила все свои чувства Глебу и спрятала вместе с нашими фотографиями.

Не выдержав, я закричала и швырнула блокнот подальше от себя. Фото и некоторые вырванные листки выскочили из него, и в свободном бумажном полете опустились на пол. В то время как сам блокнот отскочил от стены и глухо рухнул.

Ненавижу. Ненавижу себя, свое сердце и испытанные чувства.

Моя ненависть так велика, что она резко перекинулась на других. На Глеба, что когда-то появился в моей жизни. На Марину, которая вернула его. На агентство и на человека, что подставлял меня. На весь мир. На всех людей.

— Не-на-ви-жу…, — прошипела я, а боль в сердце дала течь.

Горькие слезы потекли по щекам, а всхлипы сорвались с сухих губ.

— А-а, — простонала я, качаясь всем телом и обнимая себя руками.

Как же больно в груди. Как же хотелось вырвать собственное сердце, чтобы оно перестало болеть; чтобы чувство вины исчезло; чтобы я обрела истинную свободу.

Я хотела летать. Всегда об этом мечтала. Но никто не предупреждал, что ради этого придется падать. Часто. Больно. Сильно.

Я взлетела и снова упала.

НО.

Хватало ли у меня сил взлететь?

Я упала на пол и без устали смотрела в потолок. Следила как через окно проскользнули предрассветные сумерки, а затем проскочили первые лучики солнца. Я чуть повернулась, и теперь у меня появилась возможность следить за самим рассветом, а не за его тенями.

Оно такое безмятежное, умиротворенное и невозмутимое. Солнцу наплевать, смотрят на него или нет. Ждали его или нет. Хотели его или нет. У него свой путь, с которого оно не собьется, и ему глубоко наплевать, если кому-то его лучи мешали.

Люди не такие. Им всегда кто-то может помешать. Им всегда важно, чтобы на них смотрели или ждали. Мы такие зависимые. Наша свобода эфемерна и придумана философами. Она — не доказанная теория.

Неужели я отдала всю свою жизнь идее? Мечте? Чему-то, что не может быть реальностью. Или, правильней сказать, иллюзии.

Я встала. Мне пришлось встать. Затем я занялась обычными делами и пришла в агентство. Еще ранее утро и никого нет. Только я и моя тень. В кабинете я нашла сумку, которую вчера забыла. Вчерашний день вновь хотел ворваться в мои мысли, но я запретила — думать об этом, а тем более страдать. Включив компьютер, я приступила к работе, запланированную еще вчера.

— Вот это да, — зашла без стука Марина и поглядела на наручные часы. — Обычно я открываю агентство. Почему не отвечала?

Мельком посмотрела на циферблат в правом углу экрана компьютера. Прошло два часа. Живот противно заурчал, но я его проигнорировала.

— Может позавтракаем? — предложила Марина и присела на край стола. — Ты выглядишь несколько изможденной и голодной.

— Не всем же цвести и пахнуть, — буркнула я и закрыла файл. — Зачем пришла?

— Какие мы буки, — проворчала Рубин и положила на стол бумаги. — Вчера наш спец провел первичный осмотр и вот отчет. Наши сисадмины от него в восторге. Вежливый, контактный и очень профессиональный. За пять минут разобрал проблему на кусочки. Так что советую подписать с ним долгосрочный контракт.

— Подписывай, — кивнула я, читая отчет.

Глеб действительно разложил всю проблему так, что даже мне понятно. Сотрудничество с ним гарантировало мне, что проблема с сайтом разрешится в ближайшие дни. Мое агентство будет с ним работать, и плевать, что от этого мне не по себе.

Бесстрастно посмотрела на подругу, но все же наткнулась на внимательный, даже чуть сощуренный, подозрительный взгляд. Она сложила руки на груди и, приподняв бровь, уставилась на меня.

— Ты чего? — удивилась я, чувствуя как недавно удобное кресло стало колючим и кривым.

— Кто он? — прямо спросила она.

Я громко хмыкнула, имитируя равнодушие и непонимание. Мне не хотелось рассказывать Марине даже часть испытанных переживаний, а тем более подробности. Но ее вид говорил об обратном. Ее не провели мои жалкие попытки отмазаться, и вряд ли я откуплюсь поверхностным рассказом. Нет, она жаждала услышать всю историю с мелкими деталями и нецензурными вставками.

— Хотя можешь не говорить, — вдруг воскликнула Марина и выставила руки. — Твоя сумасшедшая реакция, раз. — Загнула указательный палец. — Денис его назвал одноклассником, а это значит и твой тоже, два. Глеб был шокирован не меньше тебя, три. Он с юга, где у тебя случилась первая любовь морковь, четыре. Ты ведь мне однажды говорила, как его зовут? — Задумалась она, почесывая щеку. — Глеб? Глеб. Глеб! Так это он? — Выкрикнула она и наставила на меня палец.

— Марина….

— Капец, я привела в агентство твою первую… И раз я не видела никого в кого ты влюблялась после. Даже Кванджон и Матвей не смогли пробить в тебе стену. Значит единственную любовь. Офигеть! Да я почти Купидон.