Солнце на дороге - Андрей Максимов

Мальчишка поднял глаза и произнес тихо:

— Отец, я не боюсь. Я помню, как ты говорил: смерть никто не хочет приближать, но, когда она приходит, ее принимают смиренно. У каждого свой срок.

Парень, улыбаясь, смотрел в глаза своему убийце.

«Господи, что за удивительные люди живут в этой стране?!» — некстати подумал Антошин.

Он знал, что посторонние мысли отвлекают, но куда от них денешься?

— О чем они говорят? — спросил Сидак.

Азамат ухмыльнулся:

— Умоляют пощадить их!

— Звери не ведают жалости! — заорал Сидак и поднял меч.

С диким криком выскочил Антошин на поляну, схватил брошенный Тутаем меч и одним ударом отсек голову Сидаку.

Да, конечно, в прошлое нельзя вмешиваться так активно, тем более нельзя убивать.

Нельзя! Об этом не говорили — кричали все инструкции.

Но ребенок… Но мальчик примерно одного возраста с его сыном… Но его отец, на глазах которого…

Да пошли они все со своими инструкциями!

Пока обры не успели опомниться, Антошин схватил горящую ветку, ткнул ею в лицо Тутаю.

Тутай схватился за глаза, повалился на спину и дико закричал.

Еще несколько веток Антошин раскидал вокруг костра. Как он и рассчитывал, сухая трава мгновенно занялась. Казалось, что костер каким-то чудесным образом вырос в одно мгновение.

— Леший! — в ужасе закричал мальчик.

А мужчина-пленник, наоборот, обрадовался:

— Боровой, помоги нам, детям своим! Спаси нас!

Антошин подбежал к пленникам, встал к ним спиной, готовясь к атаке.

Азамат был воин: он быстро пришел в себя и бросился на врага, взявшегося неведомо откуда.

Полковник пригнулся — меч врага просвистел у него над головой и полоснул по груди пленного мужчины, оставив довольно глубокий след.

Антошин удачно уворачивался от ударов, пытался сам нападать, но скоро понял: он, впервые в жизни держащий в руках меч, победить опытного воина не сможет.

К тому же пленник истекал кровью, и было ясно, что ему срочно нужна помощь.

«Если я уговорил медведя, неужели я не смогу уговорить человека?! Пускай дикого, пускай считающего себя зверем, но ведь все равно — человека?» — подумал Антоши н.

Полковник забыл: нельзя одновременно драться и думать.

Азамат выбил меч из рук Антошина и уже замахнулся, чтобы отсечь ему голову.

Антошин поднял правую руку и произнес совершенно спокойно:

— Ты, зверь, поднимаешь меч на хозяина леса?

Азамат застыл, потрясенный тем, что это существо умеет говорить на его языке.

— Эта добыча — моя, — проговорил Антошин, показав на пленников, и повторил, не столько для Азамата, сколько для собственного успокоения: — Моя! Пошел вон!

Азамат вертел головой, явно соображая, что надо делать.

И тут подал голос Тутай.

Не отпуская рук от черного, словно закопченного лица, он прошептал, плача:

— Уйдем отсюда, Азамат! Это хозяин леса. Ты видел: он умеет повелевать огнем. Звери боятся огня. Они не могут драться с тем, кому подчиняется огонь.

Антошин пытался смотреть победно.

Но Азамат был воин, он не мог уйти с поля боя побежденным.

Антошин понимал, что в этом человеке сейчас борются страх перед неведомым лесным хозяином и привычка воина убивать врага, каким бы странным он ни казался.

Привычка сильнее всего в человеке. Даже сильнее страха.

Подумав не больше секунды, Азамат снова поднял свой меч. Не так решительно, как в начале битвы, но поднял.

Антошин посмотрел на мужчину-пленника. Глаза его были закрыты, лицо побелело: он потерял слишком много крови.

Надо было заканчивать эту историю, и как можно быстрее.

И тогда Антошин сделал то, что сам объяснить никогда бы не смог.

Полковник упал на колени и завыл — страшно, чудовищно, по-волчьи. Весь свой страх, все свое нежелание шататься по этой дикой земле, всю свою тоску по невоплотившейся Ирэне и по жизни, которая тоже не воплотилась до конца, вложил он в этот полузвериный-получеловеческий вой-плач.

Затихли птицы, напуганные непонятными и жуткими звуками. И даже ветер от удивления, казалось, перестал шелестеть кронами деревьев.

Азамат открыл рот и опустил меч.

В его глазах Антошин увидел панику и понял, что победил.

Тутай рыдал уже во весь голос.

— Не трогай его! — сквозь слезы умолял он. — Ты что, не видишь, что он зверь?! Он даже страшнее зверя!

Тутай встал, шатаясь. Он ничего не видел. Он хотел одного: исчезнуть, чтобы не слышать этот ужасный, не человеческий, но и не звериный вой.

Азамат убрал меч, подхватил Тутая под локоть.

И уже через мгновение обры исчезли в чаще леса.

Стараясь не смотреть на женское тело, Антошин подошел к мальчику, в глазах которого читался только ужас.

Антошин хотел бы говорить ласково, но после воя в горле рождался только глухой хрип:

— Не бойся меня. Я — свой. Я — друг.

— Ты знаешь и наш язык тоже? — удивился мальчик.

Антошин попытался улыбнуться:

— Говорю же тебе: я свой.

Полковник схватил меч и разрубил веревки, которыми парень был привязан к дереву. Потом освободил мужчину, положил на траву, разодрал его рубаху, чтобы перевязать рану.

Рана оказалась довольно глубокой, и пленник потерял слишком много крови.

«Скорей всего, он не выживет, — понял Антошин. — Черт возьми, мальчишка лишился обоих родителей!»

Антошин был слишком занят пленником, к тому же он не ждал от спасенного ничего плохого. И потому не заметил, как мальчик нашел толстую палку, подкрался сзади и изо всей силы ударил полковника по голове.

Последнее, что услышал Антошин, были слова:

— Еще неизвестно, Леший, кто из нас чья добыча… Еще неизвестно…

Черная пелена накрыла полковника, и он потерял сознание.

Антошин открыл глаза и осмотрелся.

Теми же самыми веревками, которыми были привязаны пленники, теперь к тому же самому дереву привязали полковника. Причем так крепко, что дышать было практически невозможно.

Явно ему еще пару раз дали по голове: ныла она нестерпимо.

Антошин не попросил — потребовал: