Моя Таврида - Алексей Бачаев

Красные, белые, румяно-желтые – они матово отливают пушистостью бабочкиного крыла. Когда наклоняешься, чтобы их понюхать, к губам льнут горячие бутоны, поцелованные солнцем. Словно передают привет от того, кто и так рядом.

Моя соседка по комнате – молоденькая поэтесса из Сибири, круглолицая и белокожая. Она напоминает мне наливное яблочко из сказки, то самое, которое «будто медом налилось, видны семечки насквозь…» Она первый раз видит море и, умилительно облизывая губы после купания, приговаривает, нарочно коверкая слова: «Я вся соёненькая!» У нее – мое имя и пронзительные стихи о любви. У меня – её общество и привкус синей морской соли во всём, что вокруг. Мы – тёзки из двух северных городов, между нами двенадцать лет разницы в возрасте и десять сантиметров расстояния между кроватями. А за стеной деревянного домика у нас обеих – крымское солнце, нежно целующее розы.

Первые два дня проходят сумбурно. Заполошно бегаешь, пытаясь понять, что и где, не опоздать на нужные лекции и успеть искупаться. Ночами холодно, да так, что мы дрожим на поздних встречах с атташе, обмениваясь впечатлениями за день. И ни одному человеку, похоже, не приходит в голову простой вопрос: «Почему нельзя собраться в домике?»

К третьему дню ложиться спать в два часа ночи и вставать в семь утра уже легче, чем раньше. Втягиваешься в ритм, понимаешь потихоньку, как соотносить силы и хотения. Большинство лекций, мастер-классов, игр, танцев и прочих активностей и интересностей перекрещиваются по времени, и успеть на все невозможно. Вот и приходится носиться, как в RPG с линейным сюжетом – обязательных квестодателей не обойти, выбор всегда только «быть или не быть», а об альтернативных ответвлениях сюжета узнаешь, если прочитаешь отзывы других игроков. Однако перепройти миссию шансов нет. Увы.

Небо темнеет, в нем загораются звезды. Белый человек на берегу сидит и светится. Ему хорошо. Он смотрит на восток. Там угловатая Ассоль реет над сплошной тьмой, в которой слились вода и воздух, и что есть что – не разобрать. Всем своим сетчатым существом она устремлена вдаль. Ей не страшна подкрадывающаяся пустота, потому что у Ассоли нет глаз. В ночи она, застыв на полушаге, плечами режет ветер на треугольники и верит. Верит, что рассвет придёт.

Я бегу в темноте на Литслэм, спотыкаясь на щебёнке. Ветер гладит меня по лицу и пахнет арбузами. Мельком взглядываю на сияющие за холмами фигуры – синие киты, лазурные медузы, белый феникс… Футуристические очертания арт-объектов холодно отпечатываются на сетчатке. Все почему-то днём собирались на слэм, точно зная, что это такое, вот и мне интересно. Я, как человек, живущий в белом пятне непредсказуемости, не читаю обзоров, не смотрю новостей и не раскладываю географических карт. Жизнь просто случается вокруг меня, такая, какая есть. Вот и сейчас – устраиваясь в последнем ряду в маленьком шатре, где через миг будут читаться стихотворения и отрывки прозы, я понятия не имею, какие впечатления меня ждут. Вокруг поскрипывают стульями ёрзающие поэты – они нервничают перед выступлением. На сцене появляется… не появляется ведущая. Она сидит в уголке, и мне её даже не видно. Зато слышно отлично. У неё, по-видимому, имеется список выступающих, но она упрямо зачитывает его не подряд, а выбирает в произвольном порядке имена, которые ей больше нравятся. В минутных перерывах между выступлениями ведущая читает собственные стихи. Для меня это выглядит неприкрытой кражей времени зрителей. Она же не участница! И не Ахматова, если уж на то пошло, чтоб её стихи хотелось слушать. Перед нами – то самое использование служебного положения, которое ничем не оправдано. Смотрится весьма сомнительно. Мельком удивляюсь, почему никто не вскочит и не воскликнет: «Доколе?!» Единственное, что примиряет меня с ситуацией – волшебные стихи и отрывки рассказов. Искрящейся волной накрывает чужое вдохновение, сшибает с ног, кружит в чудесном танце слов. Час пролетает незаметно. Хочется слушать еще и еще! Из шатра вываливаюсь в абсолютном восторге, простив даже невидимую ведущую. Звезды над головой крупные – собери в горсть и храни у сердца. Поэты и прозаики кажутся прекрасными, как древнегреческие герои.

Именно после Литслэма я до конца осознаю то, что подспудно поразило меня с первых дней на «Тавриде»: люди здесь молодые, но совсем взрослые. Взрослее меня. Хотя и младше. Это открытие переворачивает мир с ног на голову. Не то, чтобы я раньше не знала, что не количество прожитых лет определяет наш возраст. Но обычно всё совпадало – люди вели себя сообразно моим представлениям о них, а тут… Восемнадцати-, двадцати-, двадцатитрёхлетние – профессионально сложившиеся, глубоко чувствующие и нестандартно мыслящие… А я, я всё еще не знаю, кем хочу стать, когда вырасту. Это вызывает одновременно и грусть и радость. Грусть-уныние в стиле «где мои семнадцать лет, сизый голубочек?» и радость-гордость, что вся смена литераторов – есть.

В нашей мастерской «Литрес: Самиздат» с нами работают писательницы из объединения «Ковен Дур». Склоняют его название все деликатно и неправильно, по английской модели изменяя последнее слово, тогда как следовало бы – первое. Наверное, потому что от «КовенДура» веет чем-то загадочным, как от Ковентри или Ковент-Гардена. Да и Барад-Дур по ассоциации так и хочется вспомнить. А от «Ковена Дур» – не веет. Будем же неправильными!..

Шагая по дорожке к костровой, замечаю: между двумя холмами узкий проход, а в нём, словно в песочных часах, переворачивается мир, – сначала небо ярко-светлое, а море темно-синее, потом треугольник воды приобретает серебристо-палевый цвет, а воздух наливается густым индиго. Наглядное отражение времени. Живое и осязаемое. Жаль, что нет минутки остановиться и ошеломленно постоять перед чудом… я тороплюсь, чтобы петь песни у ночного огня! Что-то первобытное есть в этом огне, единящее сидящих около него, отделяющее их от тьмы и роднящее с улетающими вверх искрами.

Возвращаясь с костра, иду рядышком с танцорами. Они встречали нас на въезде в лагерь, они развлекают нас на вступлениях по вечерам, а тут они – рукой подать, бегут по щебёнке, подпрыгивая от брызжущей во все стороны энергии – не люди, а батарейки «энерджайзер»! Хочется протянуть ладонь, как к бенгальскому огню, чтобы почувствовать колкие блёстки кожей и убедиться: они настоящие!

В предпоследний день для нас устраивают «пикник на Марсе». На склоне холма появляются огромные разноцветные шары-планеты, танцоры и музыканты в космических костюмах устраивают шоу, а мы, литераторы, сидим на закатном солнышке на террасе, и на подносах алеют нарезанные арбузы.

Я уверена, многие увезли с собой воспоминания о новых друзьях и ночах на морском берегу. Или о прекрасных наставниках