Бесстыдница - Генри Саттон

— Очень просто, — сразу приободрился Денвер. — Отдай ее отцу.

— Нет, я не могу.

— Не будь сентиментальной дурой.

— Не могу. Мне нужны деньги. Кроме того, что дает мне Мередит на содержание Мерри, других средств к существованию у меня нет.

— Тогда пусть она пока походит в школу.

— В школу? Ты в своем уме? Ей же всего три года.

— Ну и что? Для трехлеток тоже есть школы. Элейн на миг задумалась. Потом спросила:

— Ты имеешь в виду сиротские приюты?

— А почему бы и нет? Кстати говоря, далеко не все дети в них — сироты. Потом, ты же не навсегда ее там оставишь — всего на недельку или на две. И ей там будет гораздо лучше, чем с Кларой.

Немного помолчав, Элейн сказала, что, пожалуй, съездит и посмотрит на один из таких приютов, чтобы понять, что он из себя представляет. Денвер похвалил ее, про себя решив, что дело в шляпе. Придется только отложить поездку на день-другой.

На следующее утро Элейн обзвонила несколько приютов, узнала адреса, и они с Денвером сели в машину и поехали. Элейн оставила Мерри в первом же месте, в «Крествью», в школе для девочек. Затем они заехали к Элейн, прихватили ее вещи и тут же покатили в Мексику.

В соответствии с решением суда Мередит имел право посещать свою дочь в каждую среду днем с часа до четырех и, кроме того, по уик-эндам — с девяти утра в субботу до шести часов вечера в воскресенье. По средам он приезжал не часто, поскольку это совпадало со временем дневного сна Мерри, да и сам Мередит обычно бывал занят на съемках и не мог попросить, чтобы его отпустили на целый день. В то время один съемочный день обходился в сумму от десяти до тридцати тысяч долларов, так что поездка к ребенку, мирно посапывающему в кроватке, влетела бы Мередиту в копеечку. Однако через два дня после того, как Элейн отбыла с Денвером в Мексику, Мередит должен был играть в сцене, снимали которую в пустыне Мохаве, расположенной по противоположную от Лос-Анджелеса сторону горной гряды. По какому-то невероятному капризу природы именно в день съемок в пустыне внезапно хлынул проливной дождь. Режиссер, посоветовавшись с ассистентами и операторами, позвонил на студию. На студии режиссера пытались уверить, что в Мохаве дождей не бывает, что это мираж — или массовая галлюцинация, но режиссер стоял на своем, и съемки перенесли на следующий день. Вот так случилось, что в ту среду, без двадцати одиннадцать, Мередит оказался свободен. Он сел в свою машину и поехал назад, в Лос-Анджелес, но уже в горах передумал и решил, что заскочит к Мерри, пусть даже на часок. Прокатит малышку на машине, купит что-нибудь вкусненькое, а ко времени дневного сна отвезет домой, к Элейн. В крайнем случае один раз не поспит днем, подумал он. Или ляжет позже. Главное, что он увидит дочурку.

Мередит свернул с бульвара Уилшир, проехал пять кварталов, повернул направо и затормозил. Подойдя к парадной двери, позвонил. Немного подождав, позвонил еще раз. Потом постучал. Он ничего не мог понять. В среду они всегда были дома. Может быть, Мерри заболела? Или Элейн? Или случилось что-то другое? На всякий случай он обошел вокруг дома и вдруг нашел записку, которую Элейн оставила для молочника: «Молоко не носите до особого уведомления». Мередит был озадачен, но не слишком встревожился. Должно быть, куда-то уехали на пару дней, решил он. Жаль, конечно, что Элейн не предупредила его, ведь сегодня среда — законный день для свидания с Мерри. Наверное, она просто не ждала меня, подумал Мередит. Знала, что у меня съемки, с которых я не могу отлучиться. Интересно, где они могут быть?

Мередиту даже в голову не пришло, что Элейн. способна уехать одна, без Мерри.

Вечером он еще раз проехал на машине мимо дома Элейн — просто посмотреть, что к чему, Ни в одном окне свет не горел.

В четверг он позвонил, но к телефону никто не подошел. То же самое повторилось и в субботу. В понедельник, когда на его настойчивые звонки опять никто не ответил, Мередит уже встревожился не на шутку. Он позвонил в Лос-Анджелес Артуру Уеммику, компаньону Сэма Джаггерса, и объяснил, что случилось. Уеммик пообещал, что выяснит, в чем дело, и сразу перезвонит. Перезвонил он во вторник вечером. Сначала Мередит был недоволен, что Уеммик так долго не дает о себе знать, но потом, когда он узнал, что Элейн уехала в Мексику, а ребенка оставила в сиротском приюте в Санта-Монике, он страшно огорчился и пришел в ярость. Узнав адрес приюта, Мередит тут же вскочил в машину и понесся как одержимый.

Школа «Крествью» мало походила на школу. Ни высоких стен вокруг, ни обшарпанных унылых коридоров, по которым, построившись рядами, маршировали бы облаченные в одинаковую серую форму беспризорные дети, в ней не было. Под приют переделали старый особняк, а управляли всеми делами две сестры — обе старые девы — и персонал, численность которого Мередиту определить не удалось. Мисс Эвелин Сирс — старшая из сестер — объяснила ему, что Мередит ужинает. Мередиту не пришлось по душе, что кто-то называет его Мерри — Мередит, но он смолчал, объяснив только, что лишь полчаса назад узнал о том, где находится его дочь и что он очень хотел бы увидеться с ней.

— Я вас прекрасно понимаю, — проскрипела мисс Сирс. — Но в нашей школе все соблюдают строгий режим, а резкие нарушения режима вредят детям. Так что…

— Да, вы, конечно, правы, — перебил ее Мередит, — но я все-таки ее отец! И я так по ней соскучился! Пожалуйста, прошу вас! Это не будет резким нарушением режима.

Мисс Сирс ответила, что приведет к нему ребенка. Мередит рассыпался в благодарностях.

Когда привели Мерри, его поразила совершенно несвойственная прежде девочке безучастность, даже отрешенность. Ему с трудом удалось уговорить Мерри сесть к нему на колени. И только тогда Мерри немного пришла в себя, обвив его шею ручонками и расплакавшись. Мередит сказал, что оставит ее здесь на эту ночь, но утром обязательно приедет и увезет ее покататься. И накормит самыми вкусными в мире сандвичами с шоколадным маслом, орешками и джемом. Мерри, перестав плакать, улыбнулась и поцеловала его. Мередит еще раз поблагодарил мисс Сирс и уехал.

Поздно вечером он снова позвонил Уеммику. Тот объяснил, что никаких законов Элейн не нарушила. По закону, уезжая отдыхать, она имела право оставить ребенка в приюте. «Конечно, ей следовало только предупредить тебя об этом, чтобы ты не волновался…»

— Послушай, Артур, дело вовсе не во мне. Меня волнует судьба ребенка. Моей дочери. Малышка тоскует. Это меня очень беспокоит, и я хотел бы попытаться хоть что-то изменить.

— Мы можем составить жалобу, — предложил Уеммик.

— А забрать ее оттуда я не могу?

— Нет, ты не имеешь права.

— Господи, но это нелепо! Дикость какая-то!

— Увы, таков закон.

Мередит перезвонил в Нью-Йорк Сэму Джаггерсу и разбудил его посреди ночи. Извинившись за поздний звонок и дурацкую разницу во времени между Восточным и Западным побережьями, Мередит поведал Сэму о том, что случилось с Мерри, и о словах Артура Уеммика.