Неглубокая могила - Дэн Симмонс

– Больше ты этого долбаного козла не увидишь, – объявил Хатэуэй О'Нил, подталкивая Курца к двери. – Он возвращается в Аттику и на этот раз оттуда никогда не выйдет.

Курц оглянулся последний раз на Пег О'Нил, прежде чем еще один толчок не выпихнул его в коридор. Выражение ее лица оставалось непроницаемым.

Курц понял, что допрос будет не из легких, когда Хатэуэй, полицейский из отдела расследования убийств, опустил жалюзи на однонаправленное зеркало, занимавшее всю стену кабинета, и выдернул шнур магнитофона из розетки на полу. Вторым дурным знаком стало то, что Курцу защелкнули руки наручниками за прямой спинкой металлического стула, привинченного болтами к полу. Третью наводку Курц получил из темных пятен на видавшем виды деревянном столе и таких же пятен, разбрызганных на линолеуме под привинченным к полу стулом, хотя он и попытался убедить себя в том, что эти пятна могут объясняться пролитым кофе. Но, возможно, самым красноречивым намеком стало то, что Хатэуэй натянул резиновые медицинские перчатки, какими пользуются санитары для защиты от СПИДа.

– С возвращением, Курц, мать твою, – сказал Хатэуэй, когда жалюзи были опущены.

Быстро сделав три шага вперед, он наотмашь ударил Курца по лицу.

Тряхнув головой, Курц сплюнул кровь на линолеум. Хорошая новость состояла в том, что сейчас у Хатэуэя не было массивного золотого кольца, которое он носил раньше на правой руке. Возможно, он его снял, чтобы не порвать резиновые перчатки. У Курца на подбородке у уголка рта до сих пор оставался едва заметный шрам, последствие похожего разговора с Хатэуэем, состоявшегося почти двенадцать лет назад.

– Я тоже рад тебя видеть, лейтенант, – сказал Курц.

– Я детектив! – рявкнул Хатэуэй.

Курц пожал плечами, насколько это было возможно со скованными наручниками руками.

– Мы не виделись более одиннадцати лет, – произнес он, снова сплевывая кровь. – Я полагал, за это время ты все-таки умудрился сдать экзамен на лейтенанта. Или по крайней мере на сержанта.

Шагнув вперед, Хатэуэй снова ударил Курца, на этот раз сжатым кулаком.

Курц на мгновение потерял сознание, а когда пришел в себя, молодой полицейский говорил:

– …ради бога, Джимми!

– Заткнись! – остановил его детектив Хатэуэй.

Обойдя стол, он взглянул на часы. Курц предположил, что у полицейских совсем немного времени для беседы без протокола. «Очень хорошо», – подумал Курц, пытаясь справиться со звоном в ушах.

– Где ты был вчера утром, Курц? – рявкнул Хатэуэй.

Курц покачал головой. Ошибка. Комната дернулась и закружилась. Лишь наручники позволили ему усидеть на стуле прямо.

– Я спросил, где ты был вчера утром? – повторил Хатэуэй, подходя ближе.

– Адвоката, – с трудом проговорил Курц.

Его рот по-прежнему был полон крови, но, по крайней мере, все зубы, кажется, остались на месте.

– Что?

– Я хочу адвоката.

– Твой адвокат помер, подонок, – сказал Хатэуэй. – У этого вечно больного дохлятика Мюррела четыре года назад случился сердечный приступ.

Курцу это было известно.

– Адвоката, – повторил он.

В ответ Хатэуэй достал из кобуры под мышкой свой 9-мм «глок» и вытащил из кармана пиджака крошечный «смит-вессон» 32-го калибра. Он швырнул револьвер на стол перед Курцем. Классический расклад «он первый бросился на меня».

– Джимми, во имя всего святого! – воскликнул молодой полицейский.

Курц никак не мог понять, это у них отрепетировано или же молодому действительно не по душе действия Хатэуэя. Но если это стандартный фарс с «хорошим» и «плохим» полицейскими, из парня получится неплохой актер.

– А может быть, мы обыскали его недостаточно внимательно, – заметил Хатэуэй, уставившись на Курца своими бледно-голубыми глазами.

Курцу и раньше казалось, что у этого полицейского не все дома, но сейчас у Хатэуэя, похоже, совсем крыша съехала.

Хатэуэй дослал патрон в патронник своего «глока».

– Где ты был вчера утром, Джо, мальчик мой?

Курцу это уже начинало надоедать. За последнее десятилетие ему неоднократно приходилось обсуждать с другими заключенными Основополагающую директиву «никогда не убивай полицейского». Для того чтобы оживить спор, Курц всегда отстаивал точку зрения «а почему бы и нет?». При этом он, как правило, имел в виду Хатэуэя.

Отвернувшись от красномордого полицейского, Курц постарался думать о другом.

– Ах ты жалкий ублюдок! – бросил Хатэуэй.

Убрав «глок» в кобуру, он одним движением сгреб со стола «смит-вессон» и ударил Курца по ключице мешочком с песком, очень похожим на тот, который сам Курц применил против Карла. Левое плечо и рука Курца на мгновение онемели, затем вспыхнули бушующей болью.

Второй детектив включил магнитофон и поднял жалюзи. Хатэуэй стащил резиновые перчатки. Револьвер и дубинка бесследно исчезли. «Глок» был в кобуре.

«Что ж, – подумал Курц, – все прошло отлично».

– Джо Курц, вы признаете, что вас предупредили о ваших правах? – произнес в микрофон детектив Хатэуэй.

Курц буркнул что-то нечленораздельное. Похоже, ключица не была сломана, но пройдет несколько часов, прежде чем он снова сможет действовать левой рукой.

– Где вы находились вчера утром между девятью и одиннадцатью часами утра? – продолжал Хатэуэй.

– Я бы хотел поговорить со своим адвокатом, – постарался как можно отчетливее произнести Курц.

– Государственный защитник уже поставлен в известность, – продиктовал Хатэуэй, наклоняясь к микрофону. – Следует отметить, что данный разговор происходит с согласия и по просьбе мистера Курца.

Курц чуть ли не прижался губами к микрофону.

– Твоя мать сосала член на Южном Делаваре, детектив Хатэуэй. А я был ее постоянным клиентом.

Забыв о том, что он снял перчатки, Хатэуэй ударил Курца с такой силой, что кровь из носа брызнула на стену, до которой было не меньше шести футов. «Отличный ход с моей стороны, – мысленно отметил Курц. – Впрочем, пленки все равно редактируют». Он тряхнул головой. На этот раз ему удалось уклониться от прямого удара и сохранить нос целым.

– Вы узнаете эту женщину? – спросил второй детектив, выкладывая на стол белую папку.

Он раскрыл папку.

– Курц, не испачкай фотографии кровью! – предостерегающе произнес Хатэуэй.

Курц постарался выполнить его просьбу, хотя на черно-белых снимках было заснято столько крови, что еще несколько капель ничего бы не изменили.

– Вы узнаете эту женщину? – повторил молодой полицейский.