Грехи волка - Энн Перри

А согласилась бы она выйти за Оливера Рэтбоуна, поддайся он чувствам до такой степени, чтобы сделать ей предложение? В этом случае следовало бы согласиться. Это была бы партия, о какой любая женщина может только мечтать, особенно женщина ее возраста. Господи, ей ведь уже почти тридцать! В такие годы рассчитывать на брак может лишь наследница крупного состояния! А ей наследства ждать неоткуда, и она вынуждена сама зарабатывать себе на жизнь. Почему бы в таком случае не попытаться поймать свой шанс?

Миссис Фэррелайн продолжала следить за ней насмешливым взглядом. Эстер открыла было рот, сама еще точно не зная, что собирается сказать, и смех в глазах ее собеседницы погас.

– Постарайтесь разобраться, дорогая, кому из них вы отдаете предпочтение, – посоветовала она девушке. – Если вы сделаете ошибочный выбор, то будете раскаиваться всю оставшуюся жизнь.

– Тут нет и речи ни о каком выборе! – с излишней поспешностью отозвалась Лэттерли.

Мэри ничего не сказала, но на лице ее отразилось понимание, смешанное с недоверием. Поезд вновь начал тормозить, а потом с грохотом остановился. Двери открылись, и чей-то голос прокричал что-то неразборчивое. По платформе прошел начальник вокзала, выкрикивая у каждого вагона название станции. Эстер поплотнее запахнула на коленях плед. Снаружи, в колеблющейся тьме, раздался удар гонга, и паровоз вновь тронулся, выпустив струю пара.

Было уже половина одиннадцатого. Сиделка все острее ощущала усталость, накопившуюся с прошлой ночи, проведенной в пути, но в глазах Мэри не было и следа сонливости. По словам Уны, лекарство ее матери следовало давать не позже одиннадцати часов, в крайнем случае – в четверть двенадцатого. Очевидно, старая дама редко ложилась рано.

– Вы не устали? – поинтересовалась медсестра. На самом деле ей было приятно находиться в обществе этой женщины, а рассчитывать на продолжение разговора утром не приходилось. Поезд прибывает в самом начале десятого, после чего потребуется время, чтобы выгрузиться, получить багаж и отыскать Гризельду и мистера Мердока.

– Нисколько, – бодро отозвалась Мэри, хотя перед этим уже раз или два подавила зевок. – Уна, без сомнения, объяснила вам, что я должна быть в постели не позже одиннадцати? Я так и думала. Из Уны получилась бы великолепная сиделка. Она исключительно сообразительна и трудолюбива. Самая практичная из моих детей. Но главное, она умеет заставить людей поступать так, как от них требуется, с твердой уверенностью, что они делают это по собственной воле. – Миссис Фэррелайн состроила легкую гримасу. – Знаете, ведь это настоящее искусство. Мне иногда очень хочется обладать им. А как она рассудительна! Я была поражена, насколько быстро она сумела заставить Квинлена считаться с собой. Мужчина с его характером редко испытывает такое уважение к женщине, да еще ровеснице. Причем совершенно искреннее. Это совсем не то вежливое внимание, которое этот человек проявляет ко мне.

Эстер нетрудно было этому поверить. Она уловила в лице мистера Файфа силу и решительность, а в остром взгляде его голубых глаз – проницательность. Он мог найти друга в Уне скорее, чем в любом другом члене семьи. Байярд испытывал к нему откровенную неприязнь, Дейрдра, занятая собственными делами, была равнодушна, а Элестер, судя по рассказу Мэри, с самого детства во всем полагался на Уну.

– Да, наверное, сиделка вышла бы неплохая, – согласилась мисс Лэттерли. – Но рассудительность и дипломатичность не лишние в любой большой семье. Они – залог счастья в доме.

– Вы совершенно правы, – кивнула ее старая собеседница. – Но не каждый, наверное, способен их оценить.

Медичка улыбнулась. Она вовсе не имела намерения демонстрировать собственную проницательность.

– Как вы собираетесь проводить время в Лондоне? – спросила она. – Удастся ли вам сходить в гости или в театр?

Прежде чем ответить, Мэри минуту размышляла.

– Не уверена, – сказала она задумчиво. – Я не слишком хорошо знаю Коннела Мердока и его семейство. Он достаточно чопорный молодой человек, очень чувствительный к чужому мнению. Гризельда, возможно, не захочет выезжать. Если же мы все-таки отправимся в театр, то уж, боюсь, на что-нибудь сугубо положительное, не вызывающее никаких споров.

– Он, наверное, постарается понравиться вам, – предположила Эстер. – Все-таки вы – его теща, и ему небезразлично ваше о нем мнение.

– Ох, милочка! – Миссис Фэррелайн со вздохом прикусила губу. – Правильно. Конечно, постарается. Помню, когда Байярд только-только женился на Уне, он держался до боли робко. Он был тогда так влюблен! – Она опять глубоко вздохнула. – Конечно, когда лучше узнаешь друг друга, страсть проходит. Исчезает налет тайны, восхищение сменяется пониманием… Обожание и преклонение сохраняются очень недолго.

– Но на смену приходит дружба, и взаимная симпатия, и… – Голос сиделки прервался. Слова эти ей самой показались наивными. Она почувствовала, как вспыхнули ее щеки.

– Дай-то бог! – мягко проговорила Мэри. – Счастлив тот, кому удается навсегда сохранить нежность и взаимопонимание, так же как и светлые воспоминания. – Ее взгляд был устремлен куда-то вдаль, на то, что оживало в ее воображении.

Лэттерли вновь вспомнила человека на портрете, столь прекрасного в те годы, когда этот портрет был написан, и попыталась представить, как менялся он с течением времени, как с годами его очарование превращалось в обыкновенность. Это ей не удалось. Лицо покойного Фэррелайна оставалось для нее все таким же непостижимым, а его чувства – недоступными. Сумела ли Мэри разгадать их и все же сохранить свою любовь к нему? Этого Эстер никогда не узнать. Вот и Монк такой же. Он не перестает удивлять своими неожиданными вспышками, проявлениями чувств и убеждений, которых никто в нем и не предполагал.

– Идеализм – плохой спутник в семейной жизни, – неожиданно произнесла пожилая леди. – Мне необходимо поговорить об этом с бедняжкой Гризельдой, а еще больше – с этим типом, ее мужем. Можно мечтать о прекрасном принце, за которым готов следовать на край света, но наутро все равно просыпаешься рядом с простым смертным. А поскольку мы сами – тоже всего лишь простые смертные, то это, без сомнения, не так уж и плохо.

Сиделка невольно улыбнулась и собралась встать:

– Уже поздно, миссис Фэррелайн. Наверное, мне пора приготовить вам лекарство?

– Приготовить? – подняла брови Мэри. – Наверное. Но я еще не собираюсь его принимать. Да, так вот, о вашем неожиданном вопросе. Думаю, я все-таки пойду в театр. Я буду на этом настаивать. У меня с собой на такой случай несколько подходящих туалетов. К сожалению, мне не удалось взять мое любимое шелковое платье, поскольку я посадила на него пятно.

– Его можно отчистить? – с сочувствием спросила Эстер.

– Разумеется. Просто не успели до отъезда. Уверена, что Нора позаботится об этом за время моего отсутствия. Помимо того, что это платье я очень люблю, оно – единственное, к которому подходит моя брошка с серым жемчугом. Она исключительно хороша, но серый жемчуг нельзя носить с чем попало. Мне не нравится, как он выглядит на цветных платьях или с чем-нибудь блестящим. Ну да неважно! В моем распоряжении всего неделя, и вряд ли будет случай надеть ее. Я ведь еду, чтобы повидать Гризельду, а не вращаться в лондонском свете.