Тайра. Путешествие на Запад - Виталий Абанов

она на самом деле — пророк, которая застряла в одном возрасте. Селяне… они верят. И любят ее. Ладно, чужак. Пришло время умирать. Сперва тебе, а уж потом — ей. — Ларс, кряхтя поднялся с пола и в его руке блеснул нож.

— Постой… ты сказал, что она должна слышать, именно слышать Слово? Не читать по губам, например?

— Ты такой глупый, городской. Пытаешься оттянуть неизбежное? Да, она должна слышать.

— Тогда у меня для тебя плохие новости, старейшина — говорит чужак и усмехается: — Гром сказал, что она очень быстро учится.

— Конечно. Она же машина. — пожал плечами Ларс: — лучше помолись перед переходом на ту сторону, малец.

— Вот только я видел, как она вырвала два пучка волокон из твоего ковра и затолкала их в уши перед твоим приходом. Как ты думаешь, старейшина, зачем она это сделала? — говорит чужак и гадкая улыбка расцветает на его лице. Ларс стремительно поворачивается назад, позабыв и о своей больной спине, и о том, что ему две недели назад исполнилось семьдесят зим… оборачивается, понимая, что не успевает и не успел бы, не успел бы даже если был бы молод и полон сил. За его спиной стоит Тайра в своем непристойном наряде и молча смотрит на него.

— Ты… — говорит Ларс: — Тайра, ты все неправильно поняла…

— Я поняла все правильно — говорит она и в глубине ее глаз он видит разгорающийся красный огонек: — я ведь быстро обучаюсь, не так ли?

— Но…

— Приоритеты самообороны в отсутствии поставленной задачи защиты объекта. — говорит она: — угроза должна быть ликвидирована.

Глава 6

Как говаривал брат Бенедикт фон Виргенд — многие знания равно многие печали. Многие печали преследовали Сокраноса с самого детства — он слишком много знал. В детстве он мечтал стать паладином, Святым Воином, но мечте его так и не было суждено сбыться. Паладинами становились лучшие из людей, ученики рыцарей, сильнейшие воины получали посвящение и становились теми, кто мог творить чудеса во имя Бога-Императора и в согласии с Кодексом и Церковью. А он… он был не такой. Он всегда смотрел не туда и не так, задавал ненужные вопросы и вообще лез везде без смазки, за что и получал. Взрослая жизнь не сильно отличалась от сиротского приюта Святого Бенедикта — разве что зарабатывать на кашу с хлебом пришлось уже самому. И он всегда завидовал этим молодым повесам из богатых семей, которые могли позволить себе за одну ночь прокутить сумму, на которую он мог бы жить год. Однако жалованье писца (слава приюта Святого Бенедикта и брату Ольгреду — выучили грамоте) не позволяло ему не то что кутить, а порой и поесть досыта. Конечно, хорошо, что он не ящики в порту разгружает, или не в рекрутах век коротает, а грамоте обучен и может вести для аббатства какую-никакую документацию. Оно понятно, аббат Грюве порой ворчал, дескать зачем нам этот дармоед, а все же жалование платил без задержек и полностью, до мелкого грошика. Щепетилен был аббат, пусть и прижимист. Опять-таки жить при аббатстве тоже хлеб — кормят за казенный счет, да и одежду выдали, пусть не камзол с позументами, но все же. На казенных то харчах можно себе позволить денежку малую откладывать. Вот и накопил он себе… ну не сказать, чтобы много, но и не так уж и мало. Для писца из аббатства — так и вовсе приличную сумму.

Тут-то ему бы и жениться, да домик себе завести с детишками, но чертова библиотека аббатства не давала. На пятый год, как он в аббатстве работал — подозвал его аббат Грюве и ключи от библиотеки вручил. Дескать, парень ты надежный, несмотря что дохлый да малахольный, вот тебе ключи от секретной библиотеки, надо бы там порядок навести. А как прикажете там порядок наводить, ежели там паутина везде, пауки с ладонь да крысы с добрую собаку бегают? Иная не боится ни его, ни светильника этого убогого. Туда в библиотеку эту чертову надо масла плеснуть да поджечь все разом — вот и нет проблем. Да только кто он такой, чтобы с аббатом спорить? Сказано — порядок навести, уж изволь. И помощи просить не у кого, запрещено посторонним в секретную библиотеку входить, потому она и секретная, дурья ты башка. Зато во времени его не ограничили — приходи, когда хочешь, как основные дела сделал и работай сколько хочешь — пока все не сделаешь. Хоть десять лет библиотеку перебирай. Эль факультатива резиста — как говаривал аббат, строго поглядывая на Сокраноса поверх своих очков. То есть сперва все свои дела сделай, документы в порядок приведи, письма напиши, а уж потом… и ведь он сам попервоначалу не сообразил, что за ключ такой у него в руках. Привык, что весь день носишься как угорелый, с языком через плечо, потому как в аббатстве каждый трудится должен и вот как только у тебя руки освободились, то сразу же — «Сокранос, бездельник ты эдакий, опять ничего не делаешь! Ну-ка ступай на конюшню да помочи их вычистить!» или там «А ты чего уселся? Делать нечего! На кухню бегом, повару поможешь трюфеля чистить! На носу война с язычниками и еретиками, а ты тут… расселся!».

Но с этим ключом… теперь после того как все приходные и расходные ордера подписаны и сверены, после того, как зачитаны вслух аббату рескрипты да приказы от Великой Церкви, после того, как отписаны все ответы, да написаны письма — он отправлялся в секретную библиотеку… и отдыхал. Застать его за бездельем никто не мог — в секретную часть библиотеки не было ходу никому, кроме самого аббата, да его заместителя, брата Борроме, неприятного типа с острым носом, крючковатым, словно соколиный клюв. И, естественно, ни аббат Грюве, ни брат Борроме нипочем бы не отправились бы на поиски Сокраноса — не царское это дело, писцов по библиотекам искать.

Так что с какого-то времени Сокранос превратил свою жизнь в чудесную рутину — сразу после обеда — шел в библиотеку и запирался там на ключ. Первые несколько недель он попросту отсыпался в подвале, и местные пауки с крысами начали принимать его за своего, порой особо крупная крыса даже останавливалась, чтобы понюхать его и он просыпался от того, что его лицо щекотали тонкие усики. Постепенно между ним и обитателями подвала установился нейтралитет и он старался без нужды не тревожить ни крупных пауков, ни крыс, сперва — отдыхая, а потом — все-таки принявшись за книги. Все-таки и у него есть совесть и раз уж взялся — то надо делать. Сам себе он пообещал, что будет ставить на место в каталоге хотя бы одну книгу